К расхожему утверждению – писатель пописывает, читатель почитывает, стоило бы добавить: и анализирует. Некий Любомир Львович (фамилию не назвал) позвонил мне и спросил горчичным голосом дознавателя:

– Я попал в редакцию? Аллё! Ви меня уже слушаете?

– Таки да!

– Тогда скажите за ваш секонд-хенд. Он через черточку пишется, как у вашем совете ходить чаще на «Привоз», или вместе, как это дается большими буквами на «Привозе»? Мы тут заспорили. Как надо по грамматике?

Я ответил, что у нас написано не через черточку, а через дефис. И это правильно. А у «Привоза» своя грамматика.

Любомиру Львовичу, видимо, мой ответ не припал на душу, и он посоветовал:

– Ви все-таки уточните еще. На «Привозе» тоже не дураки.

– Ну, так и шо из того? – отозвался я и, положив трубку, вдруг вспомнил когда-то сказанное великим комедио­графом Мольером: «Грамматика повелевает даже царями». Но только не теми, было бы ему известно, кто обосновался в своеобразном царстве смешения взглядов, понятий, традиций, правил, порядков, аксиом и истин, имя которому – «Привоз». Здесь правит бал древнейшая, по-райкински «пилиющая на усе» кризисы и не знающая застоя, наука: купи-продай.

Чтобы быть честным перед Лю­бо­миром Львовичем, я таки подался в «чрево Одессы». Оно еще не успело втянуть меня в круговерть разношерстной толпы, как я увидел большую цветную вывеску над входом в подвал с надписью: «секондхенд». Браво, Любомир Львович! Вы настоящий интеллектуальный дока! Ваша наблюдательность подтолкнула меня к поиску новых привозовских правил правописания, которые имеют место быть. В моем блокноте появились копии ценников и объявлений: «жыр свиннячий», «выпичка-отечиственая», «яблука симеринка бес химии», «бруки, куртка паследний мода», «красная цина», «пильмен с гуляш и дрр.», «умой руки наш мило», «гранат, 10 грив. адын штук», «вымыкатель – турок, включатель – поляк», «вырезка сзаду», «слива бес косточка сладкий узбек.», «парфум, памада, виликобритания», «хварш молотый баран». Особенно меня прямо-таки восхитило объявление: «Если Вы работаете, то почему Вам не плотят? А если Вам не плотят, то почему Вы работаете?» Невольно вспомнилось – раздается телефонный звонок и звучит подчеркнуто вежливый вопрос: «Это общество охраны животных?» «Да. А чего тебе, козел, надо?»

От подобных контрастов, и с добринкой, и со злючинкой, прямо-таки пухнет «чрево Одессы». То, что достигло моих ушей, вызывало улыбку, поднимало настрой и очаровывало своей бестактной непосредственностью и неповторимостью.

Ну, где можно услышать такое, ожидая сдачу после покупки:

– Рибонька, вы шо не имеете дать гривню? Я не могу разбить ваши сто.

– Чего ви хотите с под меня, давайте бистро сдачу.

В очереди за редиской импозантная, фартово одетая блондинка вдруг кричит:

– Мужчина, не дмыхайте мне своим перегаром! Ужас!

Мужчина, успевший сранья прирюмиться, снимает с макушки замацанную пальцами кожаную кепку и отвечает, растягивая слова:

– Так шо-о-о я должен французскую шинель пить по-вашему, видите ли, ма-а-д-а-а-м?

Очередь смеется. Блондинка демонстративно уходит, а «перегарщик», помахав ей кепкой, пропел:

Ой, не тронь меня за жо,

У тя рука холоная.

Ах, итишкина ты мать,

Какая благороная.

Я не удержался и пожал руку певцу, посоветовав съездить на «рассмеши меня» до Зеленского. Он отмахнулся и начал перекладывать пучки пунцовой редиски. А я, не торопясь, направился в рыбный ряд, чтобы «щелкнуть кадрик». И по пути еще раз убедился в том, что немало людей приходят на «Привоз», чтобы поглазеть, поговорить за жизнь, раскрасить в другие тона серость нашей будничной суеты, подвергающейся налезающим одна на другую реформам.

Идут два, одетые в желто-голубую спецовку, мужчины. По их громкому говору определяю – электрики. Один пожилой, другой лет двадцати, начинающий. Молодой спрашивает бывалого «монтера»:

– Дядь Гош, тебя дергало током?

– Раз шесть стукало.

– Ну, а так, чтобы да?

– Это «да» я для тебя оставил. Чтоб долбануло с первого раза.

Следует затяжная пауза. Ее прерывает бывалый «монтер»:

– Плохого вояку перед боем всегда поносит. На столб я полезу. А ты не дрейфь и нишкни!

У закрытого бутика молодой парень в потертых джинсах, рваных на коленях, бренчит на гитаре и, намекая на блатняк, поет:

Хоть дорого, но купишь все, что надо.

Такой привоз в Одессе пока есть.

Не очень-то и раскупишься, хотя бойкие голоса зазывают: лучшее соотношение цены и качества только у нас!

При входе на рыбный «клондайк» женщина с жадным блеском в глазах говорит мужу, тащущему сумки с картошкой:

– Сеня, я мечтаю таку шубу как на той, видишь, шо карпа щупает.

– Мечтать, мать, надо осторожно.

А курносая «мать» с небрежным, только для себя, макияжем на одутловатом лице в сердцах требует:

– Остановись! Дай сигарету!

Сеня продолжает идти медвежьим шагом и басит хрипло:

– Бросай смалить. Курящие женщины кончают раком!

– Охломон! – возмущается мечтательница и ускоряет ход. Но ей перекрывает дорогу по одежде – цыганка, а по лицу – молдаванка с колбасой, висящей на растопыренных пальцах полусогнутых в локтях рук.

– Великолепная колбаска, – нараспев глаголит она. – Берите, мадам. Не прогадаете.

– Задолбали! – кричит в ответ взвин­тившаяся мечтательница. – В твою колбасу забыли вложить все, кроме сои и перца. У меня блев от твоей колбасы начинается.

Колбасницу как ветром сдуло. А Сеня покорно протянул мечтательнице и сигареты, и зажигалку.

Возле рядов с вяленой рыбой совещаются два почитателя пива любого сорта – лишь бы жидкость называлась пивом. Они в том состоянии, когда: у меня уже вся внутрь заполнена. Тот, которому прозвучала рында мочевого пузыря, сделал несколько шагов и пристроился к высокой бочке. И тут раздалось:

– Стыдоба!

– Скотина!

А «стыдоба» в ответ:

– Как собаке, так все и везде можно. А мне, значитца, нет. Я шо, туалет обязан с собой носить?

«Привоз» ярко подтверждает истину: жить надо по средствам. Мы удовлетворяем свои потребности, исходя из конкретных возможностей. Для одних, бывает, и гривня сходит за миллион, а для других и миллион, что для иных гривня. Потому на цены и предложения, спрос люди отзываются по-разному.

Бабушка, увидев раннюю, нагоняющую слюну, клубнику, вопрошает:

– Почем ваша ягода?

– Проходи, женщина, проходи.

– Почем-почем?

– Проходи дальше, говорю, старая. Те, что покупают эту клубнику, еще спят!

Безобидная бабуля пошаркала туда, где звонкий голос песенно зазывал:

– Тюлечка, тюлечка – лучше в мире нет! Ее сам Жванецкий обожает!

Я последовал за нею. Бабуля остановилась возле прилавка, на котором стояла пластмассовая тарелка с порезанной на дольки тюлькой.

Когда быстроглазая продавщица вновь закричала свой тюлечный слоган, закончив все тем же: ее сам Жванецкий обожает, бабуля изрекла:

– Обожает, но не ест!

– А ты откуда знаешь, старая?

– Оттуда ж, откуда ты знаешь, шо он ее обожает. Ты еще закричи, шо он ее в своем портфеле носит.

Бабку было не узнать. Вот что значит – своя стихия. Тюлька – близкое, истинное, проверенное, надежное, не то, что элитная клубника до восьмого марта…

– Ты, видать, бабка, сорвалась с крючка, – обиженно сказала продавщица и назло ей закричала еще громче.

В общем, получилось как в каламбуре: я встретил Вас, но квас манил сильнее. Такая вот «ассаблю».

Сделав несколько фотокадров на рыбном «клондайке», я чуть ли не вызвал переполох. Не учел того, что в это время запрещен лов многих видов рыб, но некоторые из них ждали своей сковородной участи на прилавках. И только, когда я объяснил обступившим меня «рыбакам», какую цель преследую, они пощадили и «мое рыло», и «мой фотик». Мне пришлось ретироваться, сказав до свидания скумбрии, глоське, кефали, щуке, карпу, карасю, бычку, толстолобу, фирине и многим их сестрам и собратьям (всего я успел насчитать двадцать девять видов рыб). Пообещал, что фото буду хранить только в семейном альбоме.

Уже возвращаясь из «чрева Одессы», после того, как чуть не стал жертвой аффектного состояния разноплавникового «рыбацкого стана», словно немецкое успокоительное воспринял бодрящие слова под портретом симпатичного молодого человека, чем-то похожего на одессита, красовавшегося на огромном щите перед жэдэвокзалом: «Живи, балдей и не старей. От брата». А это тебе не какие-то хухры-мухры. Как и обращение, прочитанное в маршрутке по дороге домой: «Уважаемые пассажиры! Просьба кушать семечки с шелухой!», а также горсть этой самой шелухи, брошенной на пол юной особой в наушниках.

Вот так каждый раз и убеждаешься, что, побывав на «Привозе», будешь иметь что послушать, что увидеть и о чем прочитать.