11 июня исполняется сорок дней со дня трагедии на Куликовом поле 2 мая. Мы публикуем очередное интервью с участником тех событий, которому удалось выжить. По понятным причинам мы не называем его имя. Мы считаем, что еще один материал поможет следствию в установлении подлинности событий того дня. Мы общались с нашим собеседником после его выписка из военного госпиталя.

По каким причинам вы стали активистом Куликового поля?

— Я оказался на Куликовом поле неслучайно. Как и большинство одесситов, я поддерживал лозунги Куликового поля, звучавшие изо дня в день, пока там стоял лагерь активистов. Мы требовали от киевской власти федерализации, государственного статуса русскому языку и внеблокового статуса Украины. Хочу подчеркнуть, что основная масса активистов Куликового поля выступала за федерализацию, поэтому обвинения в сепаратизме необоснованы. Убежден, что нельзя убивать людей, сжигать их живьем только за то, что они думают по-другому. Это какое-то средневековье.

— Как вы попали в Дом профсоюзов? Были ли вы на Греческой?

— На Греческой я не был. О происходящих событиях узнал по телевизору. Около 14.00 мне позвонили девушки из информационного центра Куликового поля с просьбой приехать на защиту активистов, так как, по их словам, их едут убивать. Девушки сообщили, что с Куликового поля уже выслали группу ребят, чтобы остановить националистов. После звонка мы вместе с моим товарищем из Черноморки выехали на Куликово поле. До сих пор не знаю, выжил мой товарищ или нет.

— Его нет в списках погибших?

— Хочу сказать, что списки погибших далеко не полные. Я знаю многих погибших активистов, которых в списках нет.

— Какое количество людей находилось на площади перед нападением?

— Мы приехали к Дому профсоюзов примерно в 16.00 и застали там около 350-400 активистов. Никаких боевиков, о которых пишут украинские СМИ, и в помине не было. Основная масса людей — старики, женщины и дети. В руках некоторых были только палки и деревянные щиты. Причем никто толком и не знал, что творится на улице Греческой. На сцене стоял Артем Давидченко. В одной руке он держал рупор, в другой — телефон. Так он пытался информировать активистов о событиях в центре города. Через некоторое время мы стали сооружать большую баррикаду, которая заняла почти половину Куликового поля, полукругом перед палатками.

— Это доказывает, что никакого плана заходить в Дом профсоюзов не было?

— Мы планировали просто оборонять свои палатки, чтобы их не сожгли. На тот момент мы располагали информацией, что в нашу сторону идет не более 500-700 человек. Нас было около 400, плюс наши ребята на Греческой — около 200. Мы думали, что они вернутся сюда, и мы вместе отстоим лагерь на Куликовом поле. Через час-полтора после начала футбольного матча стало известно, что националистов намного больше — 1000-1500. Наши люди решили, что надо сузить баррикаду, иначе ее трудно будет оборонять. Мы стали ее переделывать, передвинув ближе к палаткам. Минут за 15 до нападения на Куликово поле с Греческой вернулись всего около 40 сильно побитых наших ребят. Они нам сообщили, что на Куликово поле идут тысячи боевиков — нас убивать. И только после этого мы решили заходить в Дом профсоюзов. Часть людей пошла открывать двери, а вторая часть стала переносить баррикаду непосредственно к входу в здание. Однако мы успели перенести лишь небольшую часть баррикады. Мы не ожидали, что все так серьезно.

— В СМИ появилась информация о том, что отдельные лидеры призывали народ уйти с Куликового поля?

— Действительно, были люди, которые призывали всех уходить с Куликового поля: это и Артем Давидченко, и Владислав Маркин, и Алексей Албу. Из 400 «куликовцев» было около 150 женщин. Именно женщины принципиально заявили: «Нет, мы никуда не уйдем. Это наша земля, это наш город. Если мы у себя в Одессе будем бояться, что тогда у нас за город будет?». Некоторые женщины были с детьми. (Позже я узнал, что одна мама сгорела вместе с дочерью.) Так как большинство женщин зашли в здание, то естественно, что мы не могли их там оставить. Поэтому большинство мужчин приняло решение также зайти в Дом профсоюзов.

— То есть люди сознательно решили сопротивляться вопреки мнению лидеров?

— Да. После диалога с активистами Артем Давидченко уехал. Потом к нам подъехал на синем микроавтобусе последний комендант Куликового поля (имя не помню) с четырьмя товарищами и стал всех уговаривать разойтись. Но люди, в том числе и я (о чем теперь жалею), стали кричать ему «предатель». Народ обвинял его в том, что он виновен в передислокации наиболее боеспособной части лагеря из Куликового поля на 411-ю батарею. Мы знали, что он перевел Одесскую дружину по указке властей. Когда куликовцы стали его оскорблять, он махнул рукой и уехал. Депутаты Маркин и Албу решили остаться с активистами и зашли вместе с нами в здание.

— На что рассчитывали люди, закрывшись в Доме профсоюзов? Неужели были шансы победить в намечавшихся столкновениях?

— Активисты считали, что в здании, хорошо забаррикадировавшись, можно пересидеть штурм и дождаться милиции, которая всех спасет. Увы.

— Насколько организованно удалось зайти в здание?

— Все 400 активистов заходили группами. Первая их часть дошла до верхнего этажа и чердака. Вторая группа успела подняться до 4-5 этажа и разбрестись по зданию. Основная часть погибших — это те, кто не смог подняться выше 4-го этажа. Я был в последней группе. Мы стояли со щитами по три человека с правой и левой стороны. После нападения мы старались отбиваться, но когда в ход пошли коктейли и началась стрельба, мы зашли внутрь. На нас летела лавина с цепями и тесаками в руках. Стало понятно, что нас могут просто изрубить. В течение нескольких минут мы стали баррикадировать двери мебелью, аппаратурой, сейфами. Довольно быстро удалось забаррикадировать вход чуть ли не до потолка. После этого снаружи стали бросать коктейли.

— Вы пробовали тушить бутылки?

— Первую бутылку мы постарались затушить, но уже через секунды из щелей полетели десятки коктейлей. Пожар вспыхнул мгновенно. Одна из причин того, что огонь так быстро разгорелся, в том, что сработал эффект камина. Дело в том, что первая группа наших людей пооткрывала все двери и окна на чердаках и верхних этажах. Наша баррикадная конструкция загорелась сразу из-за сильной тяги по центральному створу. Все произошло мгновенно: только что я видел и дышал, и через секунды — удушье и черный дым до пола, повсюду огонь. После этого я побежал наверх и дошел до 4-го этажа.

Еще яркая вспышка в памяти: в тот момент, когда мы баррикадировались, на первом этаже стоял очень хороший, светлый человек — Александр Кононов, который, как я потом узнал, погиб. Этот православный, глубоко верующий человек стоял с крестом и молился за всех, чтобы мы спаслись. Мы метались, бросали мебель, кричали в суматохе, а он спокойно стоял и молился не за себя, а за людей. Я буду помнить его всю жизнь. Человек в такую минуту думал не о своей личной безопасности, а о товарищах.

— Что происходило внутри, как люди себя вели?

— На втором этаже дышать было невозможно. Здесь у выбитых окон стояла толпа людей, все пытались вдохнуть глоток воздуха с улицы. Некоторые выпрыгивали наружу. Я понял, что к окнам не прорваться. Мне пришлось подняться на третий этаж. Там стояло лишь несколько человек. Я подбежал к окну, вдохнул воздуха и посмотрел вниз. Стало страшно от высоты, так как в Доме профсоюзов очень высокие потолки. Первая мысль была — разобьюсь. Внизу доносились агрессивные крики толпы.

Я решил подняться на четвертый этаж, но там все уже пылало, и именно в этот момент я получил ожоги лица и рук. Стало понятно, что на четвертый мне не попасть.

В одно мгновение я потерял ориентацию в пространстве: вокруг был только черный дым. Тело пронзила боль от ожогов. Я не мог сориентироваться, куда идти — вправо, влево. Решил наобум пойти направо. Это меня и спасло. Я вышел снова на лестницу, которая привела к открытому окну третьего этажа. Меня просто Бог спас: если бы я пошел налево, то попал бы в горящий створ.

У окна стояли один или два человека. Когда я к ним подходил, то почувствовал, что переступаю через тела людей. Мне удалось вылезть на подоконник. В голове промелькнула мысль: лучше разбиться, чем сгореть живьем, тем более, что черный дым уже доходил до окна. Дышать было невозможно. Я вылез на карниз, схватившись за оконные проемы, перебросив ногу через выступ, и так провисел около минуты, прилепившись к стене во внутреннем дворе Дома профсоюзов. Решил: буду стоять столько, сколько смогу, прыгать было опасно не только из-за высоты. Сверху было видно, как толпа расправлялась с нашими ребятами, которые выпрыгивали из окон.

— Почему тогда вы решили прыгать?

— Когда огонь стал лизать мои руки, я понял, что не удержусь, и надо прыгать. Приземляясь, удалось удачно сгруппироваться. Однако при ударе подвернул правую ногу и сразу ощутил сильную боль. Кровь из разбитой головы залила мне лицо, я сначала даже решил, что у меня выжгло глаза. Все потемнело. Но через секунду-вторую я смог видеть. Недалеко находилась открытая дверь подвала. Пополз туда, чтобы избежать расправы. Через пару метров меня кто-то грубо перевернул на спину. Вижу, над моей головой стоит мужик с занесенным камнем в руках. Он, видно, хотел меня добить и уже размахнулся. И тут я услышал еще один голос: «Это мой, я сам с ним разберусь». Второй человек поволок меня в сторону от здания. Меня еще кто-то схватил за ноги, и они меня понесли в сторону «скорой помощи». Последнее, что я услышал от тащивших меня людей: «Ты мне жизнью обязан». После этого меня погрузили в «скорую», и она меня повезла в госпиталь. Насколько я знаю, тогда в госпиталь поступило около 40 раненных «куликовцев».

— Видели ли вы в тот день на Куликовом поле иностранных диверсантов, о которых так много говорилось?

— Хочу подчекрнуть, что среди всех активистов Куликового поля не было никаких иностранных диверсантов: это были одесситы и несколько жителей области. Все полученные телесные раны заживут, но душа болит от вранья в прессе. Все эти события подгоняют под определенные версии. Это очень обидно, потому что наш долг — людей, которые выжили — донести правду. Это самое малое, что мы можем сделать ради сохранения памяти погибших.

Души, вверх устремясь,

преисполнившись боли

Ярым беркутом зрят

на сожженное поле,

...Есть священный огонь...

но есть пекло пожара...

...Хата есть «край сэла» -

есть святая Держава...

Куликовская битва... Куликовое поле...

Высота нашей чести, глубина нашей воли...

И пример этой части — славный воин Диммитрий

И святой Радонеж Сергий, освятивший на битву.

И не раз еще было испытанием доли...

Бородинское поле... Прохоровское поле...

Освященные небом на судьбы испытанье

Крепко держат удар рядовые славяне!

На закате-заходе будоражатся тени...

Славных русичей мнят увидать на коленях...

Где ты, Дмитрий Дожкой? Здесь, у Черного моря.

Снова ждет твою рать Куликовое поле...

Елена Лучнева, одесситка