Все, кому хоть раз в жизни доводилось инициировать открытие уголовного дала, знают, как непросто этого добиться.

Оно и понятно, уголовное дело, раз уж его завели, нужно доводить до конца. То есть – до суда. Значит – грузить себя работой. А если суд вернет дело на доследование, то – новая морока. Да и начальство по голове не погладит, “висяк” никому не нужен. Именно поэтому Закон, исключая субъективный фактор, предусматривает для особо тяжких преступлений автоматическое открытие уголовного дела – по факту совершения преступления.

Осторожно, ловят маньяка!

Впрочем, печальный опыт последних десятилетий показывает, что и в этом случае милиция совсем не склонна утруждать себя реальным расследованием. Признания под пытками выбивают из людей, не имеющих ни малейшего отношения к преступлению. В случае серийных убийств населению пострадавшего региона нужно бояться уже не только непойманного маньяка, но и тех, кто его якобы ловит. Так, из 29 убитых запорожским маньяком Сергеем Ткачем девочек и девушек “практически по каждой доказанной жертве уже были задержаны и осуждены невиновные люди!” (см. статью “Украденная жизнь” в № 10/441 “Вгору”). По неписанному правилу садистов в погонах, в случае если у отца убитого маньяком ребенка нет алиби, то именно его – родного отца – делают виновным: “Владимир Светличный, обвиненный в убийстве и насилии над собственной девятилетней дочерью, повесился в камере СИЗО”. А если алиби у отца все же есть, то сгодится любой другой родственник мужского пола, независимо от возраста: “семиклассника Яшу Поповича заставили признаться в убийстве и изнасиловании своей племянницы и посадили на 15 лет”.

«Концы в воду»

Впрочем, пытки – это тоже тяжкий “труд”, в плане физических нагрузок на палача. Поэтому, если есть малейшая возможность избежать открытия дела, то следователи ею охотно пользуются. Одна из таких стандартных в следственной практике лазеек – липовое самоубийство. Этот сценарий прятанья концов в воду тем более обычен, что преступники, зная о нравах, царящих в правоохранительных органах, частенько инсценируют самоубийство жертвы. В выгоде оба – и следователь, которому в противном случае пришлось бы в поте лица выбивать показания из какого-нибудь постороннего бедолаги, и преступник, который “за відсутністю події злочину” гарантированно избегает наказания. Иной раз и не разберешь, кто именно сфальсифицировал “доказательства” самоубийства, – преступник или следователь, или оба, войдя в преступный сговор.

Возможно, что именно по изложенным выше причинам уже более пяти месяцев не удается открыть уголовное дело по факту смерти Дмитрия Рябошапки – студента ХНТУ, якобы выбросившегося из окна лестничной площадки между 8-м и 9-м этажом подъезда, где живет его двоюродный брат. В Постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела, подписанном следователем Днепровского РОВД Салием Е. П., фигурирует, по сути, только одно “доказательство” самоубийства – набранная на компьютере и распечатанная на принтере предсмертная записка. И всё – “події злочину” нет. Страшно представить, какие возможности для преступников открывает такая схема. Не нужно заморачиваться, куда деть труп, как скрыть улики, где прятать орудия убийства. Достаточно набрать и распечатать якобы предсмертную записку, вложить ее в карман жертвы и сбросить тело из окна подъезда. И если раньше жертву нужно было “убедить” написать записку собственноручно, то теперь следствие довольствуется и неизвестно кем и на чем набранной распечаткой.

Нестыковки

В материалах так и не открытого дела по факту смерти Дмитрия множество свидетельств именно такой версии событий. Труп нашли лежащим на спине. Однако на фото видны две глубоких раны на лбу. Об одной из них в Акте судебно-медицинского исследования сказано: “В проекции правого лобного бугра, на фоне осаднения, расположена косо-продольная рана с неровными кровоподтечными краями, размером 1,5 х 0,3 см”. Другая похожая рана на левой стороне лба в Акте вообще не упомянута, что характеризует качество проведения экспертизы. Подобные раны образуются, когда человека бьют по лицу, например, бейсбольной битой. Но как они могли появиться у “самоубийцы,” упавшего на спину? Тем более, что повреждения одежды, согласно тому же Акту, расположены исключительно “на задней поверхности брюк” и “на задней поверхности трусов”. В Протоколе осмотра места преступления есть интересная строка “возле головы справа имеются пятна бурого цвета размером 0,6 на 0,3м”. Но очевидцы, с которыми удалось поговорить журналистам, утверждают, что возле трупа не было крови. И на снимках, сделанных в то же утро, пятен также нет. Не учел следователь и факт, что Дима лежал почти в 7 метрах от дома и в 4 метрах от козырька над подъездом. Какие акробатические этюды нужно было делать в воздухе, что бы так далеко упасть. Судмедэксперт в заключении написал о переломах верхней, нижней челюсти и основания черепа. Но о переломах костей ног и рук у Дмитрия ничего не сказано. Медики, с которыми общались журналисты, утверждают: если бы парень выпрыгнул живым, конечности были бы сильно раздроблены. Специалисты вообще говорят, что травмы и переломы у Димы характерны для избиения или ДТП. Родители также уверены, что Дмитрия перед смертью сильно избили, а потом выбросили из окна. Но следствие упорно не хочет рассматривать эту версию.

Перед смертью Дмитрия явно ограбили. Исчезли серебряная цепочка, кольцо и крестик. И то, и другое его друзья видели на погибшем в день смерти.

Почему отстранили следователя

Много подозрительного с самого начала было и в поведении следователя Е. П. Салия. Принадлежащие погибшему флешка и сим-карта “мобилки” были изъяты, а затем возвращены с полностью уничтоженной на них информацией. Так что теперь невозможно установить, был ли на флешке файл предсмертной записки, и кому и когда Дмитрий сделал свой последний в жизни звонок. Нарушения были настолько вопиющими и очевидными, что следователя отстранили от проведения доследственной проверки. Новый следователь Т. М. Балабан наконец-то отправил по требованию адвоката – спустя три месяца – на экспертизу принадлежащий Дмитрию ноутбук на предмет поиска соответствующего файла. Вывод эксперта: “…проведеним дослідженням на носії даних … ноутбуку MS-16342, вилученому у батьків Рябошапки Д. В., файлів, які містять текст “Мама и Папа, простите меня!!!!!! … Я вас всех сильно люблю!!!!!!”, не виявлено”. В тексте письма были странности, указывающие, что его составлял другой человек. Так, странной, по мнению родителей, выглядит просьба “не надо пить”, адресованная не пьющему более 10 лет отцу.

Милиция уходит от ответа

Пока все попытки родителей Дмитрия добиться открытия уголовного дела приводят лишь к отпискам, которые выглядят порой просто издевательски. В письме на имя матери погибшего, подготовленном неким Пайлеваняном и подписанном начальником областного следственного управления УМВД А. М. Нестеренко, дата письма и дата назначенного матери личного приёма различаются на 1 (!) день. Каким же надо быть пофигистом, чтобы в тексте письма набирать дату “16.03.2011”, адрес “с. Нова Збу- р’ївка” и текст “Прошу з’явитися на особистий прийом 17.03.2011 о 10.00” (исходящий № 8/р-91). Естественно, письмо доставлял не курьер, а почта. Поэтому его Елена Рябошапка получила через несколько дней после назначенного приема. Наша газета направила несколько вопросов по делу Дмитрия Рябошапки начальнику УМВД Херсонщины Валерию Литвину. В тексте, переданном в редакцию пресс-службой, отсутствуют ответы на три основных вопроса: “Кого именно и к какой ответственности привлекли по факту “неналежного проведення дослідчої перевірки” (исходящий № 8/р-454, 458)? С мобильного телефона и флешки погибшего Дмитрия Рябошапки стерта вся информация, но уже после гибели. Куда она пропала? В какие сроки, и какие именно действия будут предприниматься по этому делу?”. Пока на эти вопросы нет внятного ответа. Родители очень надеются на повторную судмедэкспертизу, которая бы объяснила все нестыковки. Но для этого необходимо завести уголовное дело. Только тогда станет возможна эксгумация. Как видно, дело за малым – постановлением о возбуждении дела. Только и всего. И проволочки здесь лишь подтверждают подозрения родителей в том, что милиция не может обосновать версию самоубийства, а значит прямо или косвенно покрывает преступление.