Если бы не календарь…

Не так давно в одном из офисов я обратила внимание на потрясающей красоты подарочного формата настенный календарь за 2010 год, выпущенный Одесской мэрией. Попросила разрешения полистать его страницы. Репортажные снимки Одессы и одесситов представляли наш город во всей красе: здесь была и Потемкинская лестница, как всегда, снизу доверху заполненная народом в День города, так что яблоку негде упасть, и «Маски» — рот до ушей — на Театральной площади, и обледеневшая в зимнюю стужу Аркадия, и искрящийся брызгами фонтан Горсада, и преображенная Тираспольская улица…

А на майской странице календаря красовались два бравых ветерана. Капитан — артиллерист и старшина — морской десантник, оба в военной форме, грудь в орденах… Орлы!

И вот вам Одесса, которая всегда остается Одессой, — одного из них я тотчас же узнала. На страницу «крутого» календаря попал мой знакомый и приятель Иван Корнеевич Вазанов, о котором я когда-то писала и с которым мы с тех пор дружим, пересекаясь по разным поводам борьбы за справедливость, поскольку Иван Корнеевич является председателем первичной организации ветеранов войны и труда микрорайона «Дружный» и членом совета ветеранской организации Киевского района.

Ветеранский лидер он активный, неспокойный, энергии в нем, ого, сколько! Думаю, увидев в календаре этого лихого капитана, многие нерадивые чиновники и начальники поежились, а добросовестные улыбнулись, потому что общаться и участвовать в любом деле с Иваном Корнеевичем — одно удовольствие, настолько он интересный и умеющий увлечь за собой человек. Недаром его жизненным девизом с самой войны является призыв: «Делай, как я!».

Прижав календарь к сердцу, я начала просить хозяина офиса продать его мне. За любые деньги! Немедленно! Очень уж захотелось сделать Ивану Корнеевичу сюрприз, потому что было совершенно ясно, что сняли его с товарищем на каком-то ветеранском форуме случайно, и он вряд ли знает о существовании этой фотографии да еще в таком прекрасном календаре.

А хозяин — ни в какую, решительно выдрал из моих загребущих рук чудо-календарь и объявил, что это подарок. Подарок самого мэра. Пришлось согласиться, что даренное мэром не передаривают.

В голову тотчас пришла идея обратиться в управление информации Одесского городского совета, где работают замечательные девчата Оксана, Ирочка и… всех даже не знаю по именам, но всегда прибегаю к их доброжелательной помощи и оперативной информации, помогающей в суматошной газетной работе.

В этот раз девчонки тоже не подвели. Как только услышали от меня об Иване Корнеевиче Вазанове, решительно сказали: «Приходите, календарь будет». И хоть свободных календарей в мэрии к весне не осталось, подарочный экземпляр ветерану девушки реквизировали у своего начальника. Передали эту красоту Ивану Корнеевичу со словами любви, уважения и пожелания всего самого доброго.

Так что у меня в преддверии Дня освобождения Одессы появился повод встретиться с моим давним героем. И не просто встретиться, но и посидеть за фронтовой чарочкой на «привале» на 411-й батарее, организованном директором Мемориала героической обороны Одессы Александром Николаевичем Рысиным, попеть с ветеранами под баян, а еще пообщаться вволю и повыспрашивать подробности военной и мирной жизни, поскольку в судьбе у Ивана Корнеевича удивительным образом сплелись самая мирная профессия на свете и боевой опыт передовой, на которой он находился всю Великую Отечественную, от первого ее дня до последнего, с единственным «отпуском» по тяжелому ранению.

А по профессии Вазанов — универсальный закройщик-портной широкого профиля. Вот откуда название этой статьи, позаимствованное из сказки братьев Гримм. Ведь Иван Корнеевич в начале войны действительно был еще молодым портняжкой, а вот на фронте оказался «портняжкой» храбрым.

Делай, как я!

— Я родился в Бессарабии, когда она была еще румынской территорией, — рассказывает он. — Окончил четыре класса начальной школы, потом два класса румынского лицея, и на этом мое образование закончилось, потому что мы жили довольно бедно, и родители решили обучить меня какому-нибудь полезному ремеслу.

Определили меня к хозяину, бывшему белому офицеру русской армии, Петру Яковлевичу Бородину, от которого через три года я вышел неплохим мастеришкой. Хорошо зарабатывал, имел постоянных клиентов, а под конец даже переехал в Бухарест, где было больше возможностей устроиться.

А в сороковом году Бессарабия стала советской, и я радостно подался в Советский Союз, хоть меня и уговаривали остаться в Румынии. Семья наша жила в Измаиле,

и я устроился на промкомбинат «Черноморфлот» по своей портняжной специаль-

ности.

— Иван Корнеевич, а вас тогда как бывшего румынского подданного не преследовали, не ограничивали в правах?

— Никогда! Наоборот, встретили очень хорошо. И хоть война с тридцать девятого года уже грохотала возле советских границ в Финляндии, Монголии, Польше, все мы были настроены на мирную радостную жизнь. Я с удовольствием работал, вступил в комсомол, участвовал в хоре… В общем, был в гуще событий. И мне очень нравилась эта активная, веселая и интересная жизнь, которой в Румынии у молодежи не было.

— А что вы шили в своем ателье, военную форму?

— Не только форму. Мы одевали и ме-стных модниц, и я как специалист из Бухареста (почти Париж!) пользовался большой популярностью у дам. Но шили, конечно, и форму. У меня очень хорошо и аккуратно получались галуны — работа тонкая и кропотливая, тогда ведь все знаки отличия военные носили на рукавах, и галунов приходилось пришивать много. Мое искусство отметил даже командующий Дунайской военной флотилией, который обшивался в нашем ателье.

А когда пришла пора идти в армию, комсомол направил меня на флот, и я оказался как раз в этой самой Дунайской флотилии.

— Как портной?

— Как обычный краснофлотец. Это был март сорок первого года. Меня сразу выделили и приблизили к командованию, поскольку я хорошо знал румынский язык. Уже тогда заботились о подготовке военных переводчиков.

— Как для вас началась война?

— Помню неразбериху, растерянность. Паники среди военных не было, но и порядка сразу никакого не было. Нас, краснофлотцев из Измаила, пешим порядком сразу перебросили в Одессу и прикомандировали к береговой батарее. Не могу сказать точно (тогда как-то было не до выяснения нашего местонахождения), но вполне возможно, что воевали мы именно здесь, на четыреста одиннадцатой батарее. Подносили снаряды, обслуживали дальнобойные орудия. Около месяца так обороняли Одессу.

— А почему не на кораблях Дунайской флотилии?

— Их не могли из-за обстрелов и не прекращавшихся бомбардировок сразу вывести из Дуная. А потом осторожно, под покровом ночи, на буксирах все-таки привели в Одессу, и наша флотилия влилась в Черноморский флот. Я служил во второй бригаде Дунайской флотилии.

— Знаю, что когда еще продолжалась оборона Одессы, вас перебазировали в Крым, и вы приняли участие в обороне Севастополя.

— Да недолго я в Крыму и повоевал-то. Там шли страшные бои, кровавые, беспощадные. За Крым дрались ожесточенно и мы, и немцы. Вот там меня тяжело и ранило, и контузию я получил тяжелую…

— Помните черный день, когда Одессу сдали?

— Помню. Узнали мы об этом не по радио — к радио рядовых бойцов тогда не очень допускали. Нас собрал политрук и сказал обычные слова: под нажимом враже-ских войск… выравнивание линии фронта… временный отход на заранее подготовленные позиции… Но тогда, знаете, действительно верилось, что все это временно. Вернее, не хотелось верить, что немец будет у нас долго хозяйничать. Может, и нужны были политруки для такого вот поднятия духа в нас, мальчишках.

В Измаиле у меня остались родители, в Одессе — дядя и девчонка… Что такое гитлеровская оккупация, мы тогда даже не представляли. Только после освобождения Одессы всплыло столько страшного и горького. А тогда надо было воевать, не распускать нюни, и больше думать об общем деле, чем о своих переживаниях.

— После лечения в госпитале, который находился в Фергане, вы уже не вернулись во флот, а прошли ускоренный курс обучения в запасном полку, где получили специальность связиста. В каком году вы снова оказались на передовой?

— В сорок третьем, аккурат на Курской дуге. Именно тогда я услышал команду командира танкового взвода, который, высунувшись из люка своего танка, крикнул бойцам: «Делай, как я!» — и пошел в атаку. Мне он так запал в душу, этот парень, так понравились его уверенность и лихость, что с тех пор я его слова повторяю очень часто. Они здорово помогают и себя самого организовать, и собрать людей. Есть в этом призыве какая-то завораживающая сила.

— Иван Корнеевич, ветераны Великой Отечественной часто признаются, что война — лучшее время их жизни, потому что она совпала с их молодостью. Вы можете сказать так же о себе?

— Не дай Бог никому такой молодости! Война, скажу я вам, это убийственный и страшный труд. Убийственный потому, что уничтожить физически могут в любую секунду. Однако война ежесекундно и методично убивает человека и в тебе самом.

После ранения я воевал связистом в шестьдесят первом артиллерийском полку на Третьем Украинском фронте. Не думайте, что связист в артполку — это штабная должность. В штабах связь обеспечивали девчата. А мы, мальчишки, ползали на брюхе между батареями с катушками телефонного кабеля. Рвались на минах. Подставляли головы снайперам. А если не занимались своим прямым делом, то наравне со всеми тянули на себе из непролазных хлябей тяжеленные орудия, надрывая пупы, подносили в бою снаряды, обстреливали из ППШ гитлеровцев и не отлынивали от прочей каторжной фронтовой работы. И таких, как я, на фронте были миллионы…

— А десятое апреля сорок четвертого года запомнилось?

— Еще как запомнилось! Мы ведь воевали на Третьем Украинском фронте, который освобождал Одессу, только позиции наши находились гораздо севернее. И были мы в состоянии страшных боев. Но тогда уже радио слушали все. И когда громовой голос Левитана объявил, что Одесса наша, началось целое столпотворение. Все кричали ура, подбрасывали шапки, качали одесситов, которых в нашем полку оказалось немало. Мы все ходили именинниками, хоть никакого отношения к освобождению Одессы не имели.

— Почему не имели? Каждый боец на фронте по-своему приближал и освобождение родных городов, и Знамя Победы над рейхстагом. Как сложилась дальше ваша военная судьба?

— Харьков, Белгород, Ясско-Кишинев-ская операция, Румыния, Болгария… Войну закончил в Будапеште в звании старшины.

— А вот мне интересно, на фронте вам доводилось заниматься своим портняжным делом?

— В начале войны всем было не до того, кто как выглядит. Да и я, казалось, забыл, как держать иголку в руке, знал только свой автомат. А вот позже, когда все почувствовали себя победителями, моя мирная специальность на фронте пришлась очень даже кстати. И гимнастерки солдатам приходилось подгонять, и мундиры офицерам. Захожу, бывало, в службу тыла, а там сидят за машинками какие-то безрукие неумехи, все делают непрофессионально. Я им: «Как вы строчку кладете? Не так!». Отодвину кого-нибудь и показываю, как надо. Они ничего, слушались, перенимали опыт, видели, что я настоящий мастер.

А когда вошли в Болгарию, самолично пошил новенькие кители командиру полка и командиру дивизии. Бойцы достали отличный болгарский материал, а я раскроил и пошил. Почувствовал тогда, как соскучился по своей мирной работе, и тогда же решил, что вернусь в Одессу и буду продолжать свое портняжное дело.

Мундир для разведчика

В Одессе Иван Корнеевич много лет проработал в военной мастерской на проспекте Шевченко (в те годы он назывался Новоаркадиевской улицей). Шил мундиры и женские платья. Экспериментировал. Разрабатывал фасоны со сложными рельефами, подчеркивающими фигуру, — такая была тогда мода. Официально он числился начальником отдела по пошиву одежды для гражданских лиц.

При мастерской работали сапожники, шившие военную и гражданскую обувь на заказ. Их услугами часто пользовалась находящаяся неподалеку киностудия. И ничего удивительного, что до студийных художников по костюмам дошел слух о чудо-мастере по пошиву одежды, творившем свои наряды в той же мастерской.

Вначале Вазанова пригласили пошить мундир городничего и особого фасона фраки с мудреными загибами на шлицах для картины «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Сделал он это мастерски, так что все на киностудии ахнули.

А в 1958 году к нему пришла художник-постановщик Муза Николаевна Панаева и попросила проконсультировать портных киностудии при пошиве немецкой военной формы. Она рассказала, что начинаются съемки фильма об обороне Одессы, и одеть надо нашего разведчика, действующего в фаши-стском тылу. Форму пошили из трофейных немецких мундиров, да вот сидит она что-то не того, отчего разведчик получается небравым.

Это был знаменитый фильм «Жажда» кинорежиссера Евгения Ташкова, а разведчиком — вы уже, конечно, поняли? — молодой Вячеслав Тихонов.

Иван Корнеевич устроил студийным порт-ным настоящий разнос, раскритиковал немецкий трофейный материал, «какой-то отвратительный, жидкий и волосистый». А потом взял наше родное генеральское голубовато-серое сукно и отгрохал такой немецкий мундир, такую, по его словам, «лялечку», что на Тихонова в нем любо-дорого смотреть.

— Иван Корнеевич, а откуда вы знали тонкости пошива немецкого мундира? Видели такие на фронте?

— Не только. Муза Николаевна принесла мне переводную немецкую книгу с описанием военной формы для разных родов войск вермахта. Ею я и руководствовался. Позже, когда все было готово, к нам приехал консультант из Москвы, генерал. Он не только принял нашу работу, но и проконсультировал Славу Тихонова, как надо носить мундир, сапоги (их, кстати, тоже тогда пошили в нашей мастерской), с какой стороны держать кобуру пистолета. Наши офицеры, например, по уставу носили кобуру сзади, справа, а немцы — спереди, слева.

— А с Вячеславом Васильевичем Тихоновым довелось много общаться?

— Он несколько раз приходил к нам на примерку. Надевал мундир, прохаживался по фойе мастерской — вживался. Мы были примерно одного возраста и общались запросто. Мне Слава чудо как понравился! Такой воспитанный, милый парень, никакого артистического московского снобизма. Я ведь к тому времени уже разных артистов на киностудии навидался. А красивый был! Брови густые, вразлет… Девчонки по нему сохли, а он ни на кого внимания не обращал. Когда уезжал, зашел попрощаться, поблагодарил за хорошую работу и сотрудничество и попросил разрешения обращаться ко мне, если понадобится пошить хороший костюм.

— Ну и как, обратился?

— А как же! Три раза приезжал. И шил я ему, как своему. Хороший человек был. Вечная ему память…

А всего Иван Корнеевич Вазанов «обшил» на Одесской киностудии восемнадцать фильмов, в том числе и «Весну на Заречной улице».

Он сегодня по-прежнему бодр и полон сил. Ежедневно, в любую погоду, делает физзарядку на улице, а потом обливается ледяной водой в душе во дворе своего небольшого домика на улице Вавилова. Этой зимой, когда душ замерз, пришлось просто выливать на себя холодную воду из ведра. Очень это ему не нравилось — вода казалась теплой.

А когда накануне Дня освобождения Одессы мы пришли вместе с ним на «привал» на 411-й батарее, объявил во всеуслышанье, что я его невеста. И все, что характерно, поверили. Потому что и сегодня Иван Корнеевич жених хоть куда.

И уж конечно, не был бы он самим собой, Иваном Корнеевичем Вазановым, если бы не попросил меня в конце:

— А можно через «Юг» обратиться к Гурвицу?

Я разрешила. И вот что сказал мой герой одесскому городскому голове:

— Уважаемый Эдуард Иосифович, от имени ветеранов поселка «Дружный» прошу вас помочь привести в порядок переход с улицы Вавилова к трамвайной линии у остановки «Архитекторская». Недобросовестные застройщики отхватили там часть территории, грунт осел, и в дождливую погоду добираться до транспортной развязки неудобно. Очень просим вас сделать нам подарок ко Дню Победы — привести переулок в порядок. Вот тогда бы мы почувствовали заботу мэра о ветеранах и жителях нашего поселка.