Традиционный посыл власти на стратегическую цель — присоединение к ЕС — по большому счету лишен смысла. Более того, он абсурден в историческом, духовном, цивилизационном и, что самое главное, ментальном аспектах. Цивилизационный разлом между Западом и Востоком проходит не по географической линии где-то на Урале, а по геополитической — на границе между Польшей и Украиной. И этот разлом будет существовать всегда. Другое дело, что мы можем этого не замечать, если наши отношения с Европой и Западным миром будут наполнены иным содержанием. Но с пониманием таких особых задач у нас всегда дефицит.

«Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им никогда не сойтись». Эти слова принадлежат Редьярду Киплингу, английскому писателю, родившемуся в индийском Бомбее и жившему в Англии, что давало ему возможность воочию наблюдать противоречия этих двух полюсов, которые никогда не могли слиться, не потеряв себя. Действительно, Запад и Восток, словно «вода и пламень, лед и камень», могут лишь соприкасаться друг с другом, оставаясь каждый самим собой.

Какое это имеет отношение непосредственно к нам? Самое прямое. Украина находится на соприкосновении двух миров, условно именуемых западным, католико-протестантским и восточным, русско-православным. Водораздел имеет не столько географическое, сколько ментальное определение. И не по Днепру проходит линия раздела, а по сердцам людей. Отчего так? Оттого, что Украина, по меткому определению политолога Виктора Пироженко, «механически созданная в иных исторических условиях, под иные задачи и в рамках давно отошедших в историю проектов, никогда не была по-настоящему единой, т. е., единой именно в ценностно-мировоззренческом и культурно-языковом смысле. Термин «раскол» крайне ошибочен, потому что, по существу, ложно описывает ценностно-мировоззренческое состояние общества и суть проблемы. Нечему было раскалываться. Искусственно сколоченное в советское время административно-территориальное образование под названием «Украина» могло относительно бесконфликтно существовать лишь в составе более крупного государственного образования — СССР».

Философ XIX века Владимир Соловьев, рассуждая о польской проблеме, верно заметил, что извечный конфликт поляков и русских (украинцев, белорусов) имеет не столько государственный характер, сколько мировоззренческий. Русско-польский рубеж — это рубеж противостояния Запада и Востока. Это точка соприкосновения католичества с православием. Это место встречи западного, рационального взгляда на жизнь со стихийным мировоззрением Руси.

Культура и цивилизационная ориентация оказываются важнее крови. Не за славянские обиды ополчились поляки на Русь (иначе тогда следовало бы им с нею объединиться и воевать против германцев), а за несовместимость матрицы западного мышления с лекалами восточного видения жизни. В этом заключается вопрос, отчего Польша является извечным противником всего русского, даже вопреки логике. В этом ответ, возможен ли прочный и долгий мир между поляками и русскими. Ответ отрицательный.

Часто поляки твердят о возложенной на Польшу миссии принести западные ценности на украинские и белорусские земли. Но польский политический мессианизм — винтик мессианизма американского.

Николай Бердяев в «Философии неравенства» писал о мессианской идее, которая движет всегда только молодыми и сильными народами. Это сверхисторическое бытие народа, его пассионарность, внутренняя сила, которые находят выражение в идеях построения империй. Римская империя, Британская империя, империя Российская или современная империя американского либерализма — выражение внутренних импульсов политической энергии. Немецкий революционер-консерватор 20-х годов прошлого столетия Артур Меллер ван ден Брук немцев, американцев и русских относил к народам молодым и полным творческих сил. За ними он видел будущее. И был прав. Но роковой ошибкой немцев была попытка придать своим государственническим импульсам человеконенавистническое измерение в виде фашизма, что принесло неисчислимые страдания народам Земли и похоронило саму идею построения германской империи. Русским удалось реализовать свой импульс во многом благодаря щадящему отношению к национальным меньшинствам, многих из которых даже не зачисляли в русскую армию. Современная американская империя охватила практически весь Земной шар, а очаги военных конфликтов в Югославии, Ираке, Афганистане, Южной Осетии или в Чечне — узлы американской имперской сети, накинутой на весь мир.

Империи сами по себе ни плохи, ни хороши. Они лишь закономерное продолжение волевых импульсов того или иного государства. И если этим импульсам придается деструктивное измерение (как в случае с психопатом Гитлером или навязчивым желанием Вашингтона «осчастливить» весь Земной шар демократическими идеями), все закончится зарождением мощного сопротивления и отторжения, вполне по законам диалектики.

Побочным продуктом имперского строительства является национализм. И здесь мы вновь возвращаемся к Украине. О том, что украинский национализм — продукт во многом внешний, занесенный со стороны и прижившийся на новой почве, подобно завезенным в Австралию кроликам, написано немало, и нет нужды повторяться. Именно им пользовались и пользуются западные империи для устранения с политической сцены главного геополитического конкурента — России. Рикошетом националистическая идея бьет и по стране ее базирования, в данном случае, по Украине. С государством, которое лихорадит от националистической горячки, стабильных отношений не построить, что понимают и на Западе, и на Востоке. Самой же Украине отведена роль зоны перманентной нестабильности, раздираемой национальными противоречиями.

Зачастую сторонников национализма принято считать (и совершенно справедливо) недалекими обывателями, которые наивно полагают, что их ура-патриотизм является вершиной национальной гордости, хотя в действительности, это лишь низины национального убожества. Но такое отношение справедливо к основной массе националистического электората, который думает не головой, а эмоциями. Но у этой массы ведомых есть вожаки. И если часть этих вожаков сами смотрят на мир затравленно-злобным взглядом депрессивного «патриота», то некоторые из них — «гуру», интеллектуальная элита, которая концептуально обосновывает уместность и, главное, перспективность (в их понимании) националистической идеологии.

Удивительно, но и сторонники национализма, и его противники обращаются нередко к одним и тем же источникам для подкрепления правильности собственных мыслей. Цитируя одних и тех же философов, объясняя одни и те же явления, население западных областей делает абсолютно противоположные выводы от тех, к которым приходит население областей восточных. Звучат имена Ницше и Шопенгауэра, Достоевского и Гете, как будто сами эти мыслители высказывали предельно противоположные и разнонаправленные идеи. Видимо, правы были представители т. н. «лингвистической философии», когда в 30-х годах прошлого века утверждали, что большинство конфликтов и недоразумений между людьми возникают по причине разного понимания и осмысления того или иного слова или события. Разгадка разного толкования одних и тех же философов кроется в разнице мировосприятия западного и восточного человека. Западная Украина мыслит в рамках католико-протестантского рационализма. Восточная Украина мыслит категориями руско-православной безбрежности.

Национализм не мыслится без мессианства. Националистическое мессианство служит оправданием тех несправедливостей и агрессии, которые неизбежно появляются вместе с националистической идеологией и портят жизнь изрядному количеству граждан. Вот и сегодня Западная Украина приготовилась к прыжку. Вновь звучат высокомерные слова об особом историческом предначертании галицийской идеологии, и ее сторонников. Вновь слышны призывы к реваншу, к броску на восток, чтобы украинизировать и ввести в лоно общеевропейской цивилизации погрязшую в грехе пророссийских симпатий не только Центральную, но и Восточную Украину.

Лишенная былого доминирования в общеукраинском масштабе, которым она наслаждалась при Ющенко, идеология украинского национализма оказалась законсервированной в географических границах Западной Украины. Очутившись в изоляции, западно-украинская ментальность ищет своего места в политической жизни страны. Словно в осажденной крепости, на Западной Украине объявлена всеобщая идеологическая мобилизация. Опять, как много десятилетий назад, глядят гуцульские неонацисты недобрым взором на внешний мир из темных и сырых карпатских пещер. В массу вброшены «дрожжи» в виде неонацистской идеологии, чтобы она «забурлила». Вожаки умело это брожение поддерживают.

Но мессианство обязательно предполагает культурное содержание. Галицийская же культура является слепком западноевропейских культурных элементов. Не самобытное культурное дерево, не ключевой родник самодостаточной культуры, а странная, практически бессодержательная модель, сплющенная с двух сторон западной и восточной парадигмами. Мессианство без культурного элемента превращается в насаждение иных цивилизационных рамок, что не ведет к расцвету культуры, а, напротив, ставит ее в подчиненное положение по отношению к политическим интересам.

Конечно, сегодня ситуация значительно изменилась. С воцарением потребительской психологии, словно эпидемия, охватившей половину Земного шара, культурная составляющая поблекла и потускнела и в России.

Что в такой ситуации остается Украине? Русское культурное мессианство остается востребованным и необходимым, но для большинства жителей страны недоступным. Под идеей культурного мессианства следует понимать не выпуски новостей, дешевые русские концерты и еще более дешевые сериалы, а более глубокую ткань культуры, ее сердцевину, при соприкосновении с которой и зарождается мировоззренческий фундамент, опираясь на который, человек определяет свое место в мозаике иных культур. Сегодня же при пассивности русского элемента мы сталкиваемся с активностью элемента католического и протестантского.

Украинская греко-католическая церковь (УГКЦ), чья основная часть мирян проживает в западных регионах страны, с подачи Ватикана все чаще заявляет о духовной миссии нести светоч веры всей Украине. И дело здесь, опять-таки, не в религиозной подоплеке (хотя и в ней тоже), а в особой форме западного мессианства, которое никак не находит гармоничных точек соприкосновения с востоком. УГКЦ является во многом лиминальной структурой (лиминальность — промежуточное положение, когда прежняя социальная роль оставлена, а новая еще не принята). Украинские греко-католики уже не православные, но и не католики. Зависнув посередине, они так и остались неким переходным звеном от православия в католичество, отвергнув одно и не приняв другого.

На полпути застряла и Украина. Будучи больше востоком, чем западом, духовно ориентируясь преимущественно на свою исконно русскую матрицу, а не на католико-протестантскую, политически направляемая по ложному пути, да еще при этом и нелогично скроенная административно, Украина все больше погружается в состояние лиминальности, образуя некую серую зону, где уже не светло, но пока еще не темно. Этому же способствуют утверждения о мнимой роли Украины как моста между Европой и Азией. А почему, собственно, Украина? Белоруссия тоже может примерить на себя роль «моста». И почему «мнимой»? Автор не отвергает этой мысли напрочь, если ей предшествует знание, как этот мост строить, и выполнению каких задач он будет служить. А чтобы не возникало, как в анекдоте, вопроса (строить «вдоль или поперек»), сначала следует открыто заявить, что по территории Украины (как и Белоруссии) проходит линия цивилизационного разлома между Западом и Востоком, которая никогда не будет стабильной, о чем писал Самюэль Хантингтон в своем труде «Столкновение цивилизаций». Если мы признаем этот факт, мы будем точно знать, что, как и для чего строить.

Младоевропейский порывистый Запад энергично стучит к нам в двери, пробирается через окна, старается «раскурочить» стены. Линия цивилизационного разлома пульсирует, вибрирует, дрожит. Отзвуки слышны по всей стране. Жаль, что зарождающиеся в глубинах русско-православной цивилизации духовные импульсы искусственно гасятся у нашего порога. Украинская лиминальность превращается в хроническое состояние, что грозит страшной опасностью — стать нашей сущностью.