Одесская областная организация союза ветеранов Афганистана отметила 20 летний юбилей со дня своего основания. Союз (тогда еще в рамках СССР) был основан в июне 1990 года на учредительном съезде в Москве. Как сообщил председатель Одесской областной организации союза А. Радукан, за время существования организации было сделано немало для бывших воинов-интернационалистов. В Украине, благодаря активной работе Союза, действуют льготы, решается проблема с жильем, «афганцы» принимают активное участие в общественно-политической жизни региона, занимаются патриотическим воспитанием молодежи.

Это была не «чужая» война. Они защищали границы своей страны, мир и покой простых граждан — в соседней стране, а не героиновый трафик, который сегодня охраняют американцы и их союзники. В советское время поставок героина из Афганистана не существовало. Теперь афганский мак — основной мировой источник наркотиков.

Главное было поддерживать у ребят хорошее настроение, желание жить, воспитывать человечность, уважение… Там этого больше всего не хватало. Родителей рядом нет, повидаться с родными возможности нет. Вся наша разведрота как раз и заменяла семью.

Война изменила как человека почти каждого. И ветераны говорят, что благодарны этим двум годам, проведенным в Афганистане. Если бы только не смерти! К сожалению, без них война не обходится…

Уже давным-давно отгремела афганская война, перешагнув полтора человеческого поколения — по земным меркам, вроде бы, «капля в море».

Жаль, что наш мир так устроен, что если человеческую душу не заденешь до раны, то она с каждым годом становится равнодушнее к чужой боли. За каких-то двадцать земных лет, а то и меньше, люди сильно изменились, мир как будто вывернулся наизнанку: все, что было самым ценным и дорогим — втоптано в грязь, а то, что было презираемым, «болотным дном» — всплыло. Зарницы афганской войны плавно преобразились в общечеловеческую душевно-духовную битву. Битву, в которой пока нет победителя…

Один день из жизни разведчика

9 мая 2010 года в Одессе я имела честь познакомиться сразу с почти двумя десятками незаурядных личностей. На свою 25 ю годовщину к нам в город слетелась славная семья разведчиков роты 122 го Ташкурганского мотострелкового полка, прошедшего боевые крещения в Афганистане с 27 декабря 1979 по 15 февраля1989 года. Некоторые разведчики на такой встрече оказались впервые.

Разнообразные крупицы воспоминаний, любезно предоставленные афганскими ветеранами, пропитаны потом, кровью, разочарованиями, восхищениями, глубоким горем, мужскими слезами, сединой, безграничным счастьем и многим-многим другим. Но одного я там не встретила — ненависти к судьбе. В большинстве своем эти люди понимают, что защищали свою родину с другой — чужой — стороны границы.

В первые послевоенные годы молодым ветеранам неимоверно трудно было адаптироваться к мирной жизни, втянуться в повседневную суету. Раздвоение сознания, непонимание со стороны окружающих, ноющие душевные и физические раны — все это мощно давило на разрушенную войной психику. Тем не менее, большинство из них судьба не только не сломила, а наоборот, закалила духом, сделала выносливыми, наделила житейским чувством юмора, научила находить выход из безвыходных ситуаций, одарила счастьем иметь любящую семью.

Игорь Владимирович Кудрин, командир разведроты полка с 1985 по 1987 гг., подполковник запаса. «Это наш батя!» — говорят о нем однополчане.

— Все мы из одной роты, и когда встречаемся, отлично понимаем друг друга — ведь традиции сохраняются, несмотря на уходящие годы, искусственные и житейские границы… Наша боевая рота стояла в пункте постоянной дислокации полка, недалеко от кишлака Найбабад, между Ташкурганом и Мазари-Шариф.

— Как у нас проходил день — один день из жизни разведчика? Чтобы понятнее объяснить, начну с ночного выезда. Выбрав место расположения, обычно становились на блок и никуда не двигались — это было и опасно, и запрещено. Организовывали дежурство. Как правило, до 2—3 часов ночи на него становились офицеры и старослужащие солдаты, а уже под утро допускали молодых. Если не было никаких задач типа «прочески» кишлаков или чего-то подобного, утро начиналось по распорядку — подъем, завтрак, организация дневного наблюдения… В ночь уходили на засаду, утром снимались, шли на дневку, отдыхали, а ночью опять в дозор. И так три ночи подряд. Только потом возвращались в полк. И все повторялось вновь.… Основная цель противника — нас уничтожить. Уничтожали либо технику, либо людей. А наша задача была — выжить.

Анатолий Николаевич Кухарь, старший сержант, замком 1 го разведвзвода:

— Мы были самостоятельны в принятии решений. В зоне ответственности полка мы должны были обнаруживать укрепрайоны, передвижение вооруженных караванов, вычислять количественный состав банд, выявлять наиболее активные банды, работать адресно, делать засады, налеты… В общем, обычная диверсионная работа. Мы, как разведка, выводили спецназ на точки. …Обычно, как только начиналась «зеленка», то есть в конце марта — начале апреля, когда распускалась листва, и кишлаки покрывались растительной зеленью, начиналась «работа по адресам», — непосредственно в самих кишлаках или их окраинах в зеленой зоне. Как правило, при этом в основном сотрудничали с ХАДовцами — афганскими разведчиками, то есть, так называемой парламентской службой КГБ. Это были кадровые офицеры — агентурные разведчики, как у нас спецслужбы. Практически все были с поломанной судьбой — от рук душманов погибли их родственники — родители, братья, сестры. Они по призыву души пошли воевать против моджахедов, и на них можно было действительно опереться в нашей работе: через свою агентуру давали нам оперативную информацию о месторасположении подпольных комитетов и их касс, о размещении складов с продовольствием и вооружением… Выводили на эти точки нас обычно ночью.

Они были прекрасно вооружены

И. В. Кудрин:

— Душманы планировали диверсии на жизнеобеспечивающие трубопроводы с топливом или водой. Бандиты подходили, взрывали или ломали трубу, а мы устраивали засады, перехватывали их на подходах. Также мы ходили в поддержку действий афганских войск: когда те выполняли свои задачи или выставляли свои новые посты. Мы осуществляли для них огневое обеспечение и прикрытие — ведь они, как правило, были вооружены слабее, да и духа боевого у них особенно не было. Ходили с мотоманевренными группами пограничников по охране подходов к нашей государственной границе со стороны Афганистана и помогали им уничтожать те банды, которые пытались выйти к реке Пиарош для очередного пересечения нашей границы. Кто помнит те времена, не забудут, как однажды афганская банда вырезала целую заставу на советской приграничной стороне. Мы потом месяц ходили по горам и пескам вместе с пограничниками, пока не поймали тех моджахедов…

Кстати, они были хорошо вооружены. У них было тогда самое современное оружие, в основном, американского производства. Много было и китайского. Они обладали снайперскими винтовками, достаточно точными переносными комплексами по уничтожению воздушных целей, гранатометами и пушками. А в Аджаре даже танки у них были. Вооружены они были прекрасно — хватило бы на несколько войн!

Что говорить, если у моего солдата для связи за спиной висела радиостанция 105 й или 107 й модели весом 15 кг, а у них в руках «кирпичик» с большую ладонь — прототип первых мобильных телефонов, который мог спокойно связаться хоть с Кабулом, хоть с Америкой. А мы прыгали по сопкам со своими «бандурами» с дальностью связи 5 км. Чирков Андрей Васильевич — зам. полит, 1985 -1987 г. г.:

— Зоной нашей ответственности был север Афганистана, провинции Балх, Саманган и т. д. Это была для нашего ограниченного по численности полка очень большая территория — 350 км в длину, 250 м в глубину, если я не ошибаюсь. Всего в полку насчитывалось чуть более 2 тысяч человек, а всю разведку обеспечивала наша рота в 55 человек. Полк стоял гарнизонами. Один гарнизон располагался так, что к нему колонна с продовольствием, с топливом, боеприпасами для обеспечения жизнедеятельности и ведения боевых действий ездила раз в месяц. Полная изоляция от полка.

Для меня, как замполита, главное было не политикой заниматься, хотя и это немаловажно, а поддерживать у ребят хорошее настроение, желание жить, воспитывать человечность, уважение… Там этого больше всего не хватало. Родителей рядом нет, повидаться с родными возможности нет. Вся наша разведрота как раз и заменяла семью. Военные действия быстро меняли ребят… Я был взрослее и в какой-то степени относился к ним не то, чтобы как к своим детям — как к племянникам, что ли: и воспитывал, и ругал, и на путь истинный наставлял. Всякое было… Иногда экстремальные ситуации вызывали состояние наподобие телепатии. Как радиостанции, настроенные на одну волну, мы думали об одном и том же и понимали друг друга без слов…

Роман Васильевич Книгицкий, стрелок, командир отделения:

— О том, что будем служить в Афганистане, мы не знали. Знали, что попали в «заграничную» команду, но предполагали, что едем в Германию. Когда вышли из самолета и увидели верблюдов, конечно же, сразу все поняли. К слову, по афганскому времяисчислению я служил с 1362 по 1364 год.

…Моему командиру отделения — Виктору Жерешинкову оставалось несколько дней до демобилизации. Начался сильный обстрел. Я даже не успел сообразить… Он закрыл меня собой… Сейчас у меня двое детишек — сын Виктор и дочка Виктория — в честь него… И отец мой — Виктор. А дочь родилась 9 мая!

Сергей Иванович Вовнянко, старший сержант:

— Участвовали с полгода мы в Поджайской операции. Наша зона контроля была — Андарабское ущелье. 9 сентября был сбит самолет Су-17 с нашим летчиком, капитаном истребителя-бомбардировщика Владиславом Константиновичем Ластухиным. Самолеты эти с Союза залетали и обрабатывали те ущелья, где скрывались нарушавшие границу банды моджахедов. На двух вертолетах часов в 11 мы, 20 человек, вылетели в ущелье на доукомплектовку постов и поиски: только старослужащие, все командиры отделения, замком взвода, командир взвода. Десантировались в начале ущелья. Километра полтора поднялись — попали в засаду, которую организовали те же душманы, что сбили самолет. Дозор из трех человек был: Саня Сазонник, Славик Плищук и Мирон Юрас. Дозор для того и существует, чтобы на себя огонь вызывать. При подходе был тяжело ранен в голову пулеметчик Плищук. Сазонник к нему, помощь оказывать — и получил ранение в грудную клетку. Сердце не задело, три пули — навылет, одна осталась в лопатке. В двух местах легкие пробиты, четыре ребра перебиты — в общем, тяжелейшее ранение… Только Юрас остался, и благодаря ему мы их троих забрали, но как!.. Мы добирались до них около часа! Каких-то 300 метров!.. Был очень тяжелый бой… Открытая местность… Только к ним стали подходить, душманы начали вести огонь по склону и по нам. Погиб на месте старший помощник начальника разведки дивизии. Стало темнеть. Благодаря вертолетчикам остальным все же удалось оттуда выйти. Если б еще с полчаса — я думаю, что они всех бы нас «разрыли». Плищук скончался в вертолете у меня на коленях, уже часа через три после ранения…

Андрей Лепко, старший сержант, замком взвода:

— Летчика нашли и забрали на второй день. Моджахеды, что бывает редко, его не тронули, даже ключи от квартиры в кармане остались.

Это невозможно забыть!

Александр Горлачев, командир отделения:

— Под кишлаком Пиаскар-Тимурак 23 марта 1986 года пехота попала в засаду, и мы выехали им на помощь. На БМП-2 Павел Амбросимов находился в люке оператора-наводчика. Стрелки были размещены на броневой башне. После разрушительного выстрела из гранатомета РПГ-7 по нашей машине очень мощная граната кумулятивного действия попала под ящик с боеприпасами, на котором сидел Игорь Казанкеев. Взорвался сам ящик, а граната разорвала Игоря и замполита, разрезав Игоря при этом пополам. Практически все стрелки были ранены. Кумулятивная струя гранаты прошла практически рядом с головой Паши, «наградив» его более чем тридцатью осколками только в спину, не говоря уже о других частях тела, и тоже сбросила его с машины. Впоследствии эти «награды» были изъяты лишь частично. Некоторые небольшие осколки на протяжении службы сами выходили, но немалая часть так в нем и сидит. Несмотря на тяжелейшее ранение, он приказал остановиться, сдать машину назад и погрузить все остатки тел наших ребят. И все это под непрерывным шквалом свистящих отовсюду и непонятно откуда берущихся пуль. Раненые и контуженые кричат, сам весь в крови, вокруг тебя убитые, куски еще недавно живых однополчан — все представляло собой безумно-страшное зрелище! Человеческая мясорубка! Потом начали перевязывать раненых — не менее жуткая картина. Затем, прячась за машину, постепенно подтянулись к нашим основным силам. Паша хоть весь истек кровью, так сознание и не потерял, но силы к концу боя начали его покидать. Его нечеловеческое самообладание и хладнокровие помогло не растерять людей на дороге и спасти многим жизнь. Сам по себе Павел — человек замечательный, редкой и доброй души… Меня война полностью изменила как человека… Очень благодарен этим двум годам, проведенным в Афганистане. Если бы только не смерти! К сожалению, без них войны не бывает…

А. Н. Кухарь:

— Один из первых в нашей роте подорвался Геннадий Уткин. Он воевал недолго — после подрыва его комиссовали, так как у него был перелом обоих рук.

Вот приходит молодой солдат в армию. Просто начинает воевать, обычно не имея сначала ни понятия, ни опыта. А затем, когда он осмотрится, побывает под обстрелом, увидит как, не дай бог, кто-то из роты или подразделения погиб, попадет в разные неожиданные передряги — и он уже тогда воюет не просто так — он сражается, прежде всего, за свою жизнь! А во-вторых, появляется ненависть…

На стыке января и февраля 1983 го у нас был первый бой по освобождению наших гражданских специалистов. Первыми, кто заметил душманов и открыл по ним огонь, был выносной пост (есть такое понятие в разведке), в составе которого были наш инструктор Петр Терников, Миша Писюков, Андрей Лепко и другие ребята. Они первыми приняли удар на себя… Если бы не они — а душманы подошли уже достаточно близко, их было очень много — то, возможно, дошло бы до рукопашной и нас вообще сейчас бы не было.

— Как мы оцениваем войну и наших противников? Причины и поводы этой войны — совершенно другая тема. Но в целом у меня сложилось мнение, что это была своего рода ловушка для СССР — возложить на него бремя войны и очень серьезную финансовую нагрузку. Одна «дорога жизни» чего только стоит… А заводы с персоналом, а капитальные, укомплектованные школы?! И все это было без пафосной рекламы — в отличие от сегодняшних американцев с их так называемой «гуманитарной помощью» Афганистану и другим странам.

Когда наши войска вошли в страну, там шла уже полным ходом гражданская война. Они были просто воинами, солдатами Аллаха, защищающими свою землю, свою веру. С первого дня службы я понял, что афганцы далеко не простой противник, очень стойкие, умелые воины. Религиозный фанатизм, как наркотик, поддерживал в них мощный дух, что давало им силы достаточно успешно нам противостоять. Если они что-либо защищали — свой кишлак или укрепрайон, продовольственные и оружейные склады, лидеров или партийную кассу, они вели себя очень стойко и в плен не сдавались. Нам обычно удавалось кого-то взять в плен только раненым, и то они успевали оружие где-то уже спрятать. Они, как правило, прекрасно ориентировались и хорошо знали рельеф местности. Это же их родные горы, где, особенно в кишлаках, была хорошо развита система кирязов — подземных ходов. Благодаря ней душманы как бы всплывали из-под земли и исчезали под землю. Вступая в бой, они навязывали нам свою тактику, чтобы нанести нам наиболее ощутимый урон. Они даже раненых и убитых уносили с собой. Бывало, находишь пятна крови, окровавленную чалму или клочок шароваров, а трупа и близко нет — они его унесли бесследно…

Счастливые и страшные судьбы

А. Н. Кухарь:

— Что стало с нами после войны, и как живут сегодня некоторые из нас? Вот показательный пример. Сидит сейчас в тюрьме Алексей Мындровский — связался с организованной преступной группировкой. «Сесть» помогли, конечно. Нашего брата часто втягивали в подобные дела — подходящий контингент и физически, и психически… Дали ему срок — 15 лет. Жена от него ушла, но дети выросли и за него горой. Я с Мындровским служил вместе до октября 1982 года — пока он не уволился. Он был механиком-водителем на БМП. Как-то мы пробивали дорогу в Маймоне на северо-запад Афгана — вели 68 «наливняков» с топливом. Был очередной обстрел колонны. Осколок гранаты так попал Алексею в голову, что ни сразу, ни потом вытащить его не смогли — застрял между двух мозговых полушарий. Так до сих пор там и сидит.

Как человек он прекрасный, а главное — очень смелый и отважный, до безрассудства (у него орден Красной Звезды). Мне он лично жизнь спас. Было так, что духи «положили» всю вышедшую на задание пехотную группу в девять человек. Чудом остался живым только переводчик. Батальон «зеленых» от Афганской армии, который сотрудничал тогда с нашими пехотинцами, пустился наутек, прихватив раненых и побросав оружие, так как его первым моджахеды просто начали уничтожать в ближнем бою. Нашей роте приказали не дать духам «на плечах у зеленых» выйти на наши позиции. Мы спустились вниз и столкнулись с ними «лоб в лоб». И началась стрельба… Их было раз в пять больше, поэтому у нас даже доставать и перезаряжать магазины с патронами не было времени. Мындровский, видя это, высадил весь экипаж с командиром из своей боевой машины, спустился на ней к нам поближе, выбрал удобную точку на крутом склоне, где поставил машину «на ребро» под углом почти 45 градусов… И все, что было в машине — из пушки, из пулеметов до последней железки отстрелял по моджахедам. Таким образом, он, как мишень, один прикрывал всех нас, дал нам передышку и те ценные минуты и секунды, благодаря которым мы выжили. Если бы не он, наши сверху не смогли бы так нас прикрыть. Пока он стрелял, нам хватило времени дозарядиться, пополнить магазины, подтянуть тяжелый пулемет… Мы начали «лупить» по зеленной зоне и только тогда смогли не допустить духов… Но кто был из пехоты, из 7 й роты — погибли все…

Кстати, мы неоднократно видели, как тела наших ребят, уже убитых, были изувечены до безумия: забиты камнями, полностью раздеты, с перебитыми ногами, грудная клетка вывернута, животы вспороты, кишки выпущены, раздроблены или вообще отрезаны головы и другие части тела…

— Такая у них ненависть была. Для них поиздеваться над телом что-то вроде ритуала. Особенно в первые годы войны, если к ним в руки попадали наши раненые или еще кто-либо из наших, то издевались над ними до неузнаваемости. Не то, что волосы дыбом становились — это была нечеловечески страшная картина!.. Не менее страшно смотреть на ребят, изувеченных боями. Таким мы нашли Сашку Пикула. Валера Фогель: ему так разбили череп, что шлемофон даже и не снимали — завернули в простыню, на носилки, в вертолет и отправили в Кундуз… После таких зрелищ начинаешь люто ненавидеть… И уже потом, когда мы на задание шли, без «своей» гранаты не выходили, чтобы не попасть в их руки живыми… Я афганцам с самого начала не доверял, особенно, когда они тебе в глаза улыбаются: «Душман нет, Душман нет!» А ты проходишь, и тебе в спину стреляют! Поэтому я их всех считал врагами… Они и с мусульманами поступали точно так же. У нас же в подразделениях были и таджики, и узбеки, и туркмены — кто угодно. Над ними еще больше издевались… Тут уже было не важно, какой ты национальности и веры, главное, ты — шурави, что значит «советский». Я так думаю, что к началу 80 х у них уже был стойкий образ врага.

А. В. Чирков:

— Еще немного о тех, кто сегодня с нами. Вот, к примеру, Кирилл Ахунов из Таджикистана. Скромный, интеллигентный, иногда это даже раздражало — так на войне человек себя не ведет. Слишком воспитанный! Я сменился раньше его. Он прошел эту войну, а когда вернулся домой, набрался мужества, плюнул на все, приехал в Москву, в МГУ, закончил юрфак и филфак. Сейчас нашел свое призвание в том, что тренирует юных футболистов, его команда — победительница московского турнира «Кожаный мяч». Это абсолютно счастливый человек. До сих пор такой же интеллигентный и воспитанный.

Или вот Славик Калита — у человека нет ноги — подорвался на мине. Но внутренне абсолютно не сломался: живет без ноги так, как некоторые и со здоровыми ногами жить не могут (или не хотят) — активный, подвижный, участвует во всех наших мероприятиях, не плачется, водит машину, имеет нормальную семью, сына боготворит! Он стал сильнее духовно и физически, при прочих равных внешних и внутренних обстоятельствах сохранил истинное человеческое достоинство. Вот именно это меня в людях поражает и восхищает!

С. И. Вовнянко:

— Мы в полку практически не жили. Как-то было ровно полгода нашей операции: ни разу мы не спали на кроватях, все больше в окопах, бывало, даже на броне засыпали, а чаще в горах… Мылись в горных речках. Кушать пайки постоянно невозможно было: мы пытались сами готовить, чего только не выдумывали — суп варили, травки местные добавляли, каши разогревали, блинчики на камнях пекли, пюре из картошки делали. А ведь нам было тогда по 18 20 лет!

Научились в походных условиях готовить на торжество своеобразные сладости. На каждый праздник у нас по традиции делался торт — печенье на мясорубку, и со сгущенкой перемешивали. Это было как бы самое главное лакомство — другого ведь ничего не придумаешь. До сих пор у меня в семье традиция: мы с сыном на 8 Марта всегда нашим женщинам — жене и дочери — делаем именно такой торт. И они, конечно же, довольны.

Каждый старался разнообразить и разукрасить наш нехитрый быт, и если это удавалось, то был общий маленький «праздник души». Тяжеловато, конечно, устраивать пиры на склонах гор, но всем это творчество очень нравилось. Мы и гитару на операции брали.

Интересными и волнующими были моменты вручения наград. Это действительно проводилось торжественно-официально: перед всем полком твою фамилию оглашает командир, выносят знамя полка, вручаются награды… Кстати, абсолютно все из нашей роты награждены боевыми наградами, многие двумя и более.

Кирилл Владимирович Ахунов, сержант разведроты:

— Я верующий и мечтаю о спасении как своей души, так и души своих близких и родных. Женат, имею дочку. Приобщение к вере началось, наверное, еще в Афгане. Хотя я был не крещеным, мама и бабушка молились за меня… Может быть, благодаря этому я и остался живым и здоровым… Хорошо помню, как после боя мы вчетвером с товарищами вытащили и вынесли тяжело раненого, погрузили на БТР для того, чтобы отвезти его в госпиталь, но он через минут пятнадцать умер на наших глазах — Сергей Блинов, царство ему небесное… Погиб на подрыве. Ему было 19 лет… Я бы очень хотел, чтобы представители всех народов, которые участвовали в той войне, снова оказались бы вместе. Чтобы было по-старому — без искусственно разделяющих границ и политических распрей.

Давно позади чудесный майский День Победы. Разъехались по разным уголкам бывшего Советского Союза и нашей области мои новые знакомые — разведчики легендарного 122 го полка. Уже приглушены ежедневным бытом в их видавших виды сердцах струны воспоминаний о предательстве и верности, ненависти и боевой дружбе. Как бы ни была негативна роль войны, но она навсегда останется наиболее справедливым индикатором человеческих душ. И тема эта всегда будет спускать нас с небес наших желаний на реальную землю — огромную сцену нескончаемых сценариев жизненных судеб. До тех пор, пока каждый живущий не научится по-настоящему и в любое мгновение ценить то, что имеет.