Артист театра и кино Юрий Николаевич Стоянов родился 10 июля 1957 года в Одессе.

Отец — гинеколог, мать — преподаватель. После окончания в 1978 году Московского государственного института театрального искусства имени Луначарского получил приглашение в Ленинград — в Большой драматический театр (с 1992 года театр носит имя Г.А.Товстоногова). С 1990 года на телевидении. В 1993-м вместе с Ильей Олейниковым создал программу «Городок».

С конца 1980-х снимается в кино. В частности, играл в фильмах: «Тихая застава», «Анекдоты», «Карнавальная ночь-2», «Подвиги Геракла», «Ландыш серебристый», «С ног на голову», «Заяц над бездной», «Шекспиру и не снилось», «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво…», «Гитлер капут!» и многих других.

Четырежды лауреат премии ТЭФИ (все номинации связаны с «Городком»): дважды — «Лучший ведущий развлекательной программы» и дважды «Развлекательная программа».

2001 — народный артист Российской Федерации. 2007 — «Золотой орел» в номинации «За лучшую мужскую роль» (фильм «12»).

Роль ждал пятьдесят три года

Недавно прошедший Одесский международный кинофестиваль закрылся показом художественного фильма режиссера Дмитрия Месхиева «Человек у окна». До этого кинолента демонстрировалась лишь дважды — в Сочи и Москве. То есть в Одессе состоялась своего рода украинская премьера, на которую приехал исполнитель главной роли наш земляк Юрий Стоянов.

— В Интернете я прочитал, что этот фильм — кинокомедия, но, если вы хотите посмеяться, стоит выбрать другое определение, — говорит актер. — Мне трудно определить жанр — это дело критиков и журналистов, но, думаю, точно не комедия. Вообще-то, артист никогда не должен говорить: «Я думаю». Артист должен говорить: «Я чувствую». Но поскольку я поставлен в такую ситуацию, придется думать (смеется).

Сценарий написан специально для меня моим другом Ильей Тилькиным. Через год вы будете хорошо знать эту фамилию. Илья — молодой драматург, у которого в запуске семь полнометражных картин у очень крупных режиссеров. Наша с ним дружба началась со спектакля «Перезагрузка» — пьесу он также написал для меня. Илья — первый человек, которому показалось, что, кроме известного всем телевизионного формата, я умею кое-что еще. Хотя считаю данный формат самодостаточным и не испытываю перед кинематографистами никаких комплексов или неловкости из-за того, что пришел в большой кинематограф из «ящика». Этот «ящик» в тяжелые 1990 годы спас выдающихся артистов и режиссеров. Поэтому, брезгливо говоря о сериалах и о чем-то еще, будем помнить, что сделало телевидение для людей со ставкой больше чем пять тысяч долларов в день. И их самих прошу не забывать об этом никогда. По крайней мере, в моем присутствии.

— Как повлияла дружба на создание «Человека у окна»?

— Один человек — артист и режиссер, второй — драматург. Но главное — они друзья. Они много рассказывают друг другу чего-то такого, что не приемлет формулировку «счастье поэта должно быть общим, а несчастье глубоко законспирированным». Конспирация отменяется, и человек, состоявшийся во второй половине жизни (коим являюсь я), рассказывает о том, как она, жизнь, прожита — всякие смешные и грустные истории. Потом мы отбрасываем всю автобиографичность… Да-да, не ищите, пожалуйста, автобиографичность! Потом драматург на месяц заперся и написал сценарий, который очень понравился на телеканале «Россия». Ему, к слову, «Человек у окна» полностью принадлежит. Название придумал Антон Золотопольский — генеральный директор канала.

— Как работалось с Месхиевым?

— Дмитрий Дмитриевич — выдающийся режиссер. Несмотря на то, что он младше меня на семь лет, считаю его своим учителем. С уважением и без иронии произношу и имя, и отчество. Он с большой настороженностью и с небольшой охотой отнесся к тому, что сценарий написан для меня. У меня был выбор. Первое — навязать продюсерскую волю режиссеру Дмитрию Месхиеву. Второе — доказать ему: имею право на роль и могу это сыграть, что было значительно сложнее. Я пошел вторым путем. Мой сценарист-друг Илюша спрашивал: «Ты понимаешь, что можешь быть не ты? Зачем я тогда это писал?». Отвечал ему: «А ты понимаешь, что будет, если режиссер сам придет к тому, что играть буду именно я?!». После больших мук, перекрашиваний, сжигания перманентом волос (и не только волос, но и чего-то в себе самом) режиссер пришел к выводу: роль должен играть Стоянов. И это для меня безумно ценно.

Поверьте, мне абсолютно неважно, какие железяки и в каких странах мира соберет этот фильм. Главная награда состоит в том, что я в нем сыграл. Любой артист, который видел «Человека у окна», поймет: я не кокетничаю. Это правда.

Абсолютная правда! У меня очень много всяких статуэток, забываю иногда, в какой год и за что их получил. Такая роль бывает в жизни артиста один раз. В первый съемочный день ко мне подошел Дима, извинился и сказал: «Мы вынуждены задержаться минут на сорок». На что я ответил: «Я пятьдесят три года ждал этой роли, а минут сорок как-нибудь подожду...».

«Что делать людям у окна?!»

— Юморист из «Городка» Юрий Стоянов в этом фильме сыграл немолодого, неуспешного и несчастного артиста Дронова. Он прекрасно умеет делать только одно — вкладывать в уста людей, за которыми наблюдает из окна, правильные слова и изменять их судьбы… Так что же такое человек у окна?

— Один мой американский товарищ-бизнесмен учит русский язык по классической литературе. У него плохо с ударениями, но невероятный словарный запас. Он спросил меня: «Что это у вас за выражения: он долго стоял у окна, она смотрела ему вслед в окно, он провел у окна всю ночь, она смотрела в окно, они стояли у окна? Что за образ в русской литературе?». Действительно, все эти «стояния» их попросту ошарашивают. Почему они у окна-то все стояли?! Что делать людям у окна?! Ну, расстались супруги. Что нужно делать? Идти, естественно, к адвокату. Но у окна-то зачем долго стоять и вслед смотреть?!

Однако есть страны, в которых это еще и профессия. В штатном расписании больших японских корпораций существует такая должность. Человек стоит у окна и рассказывает тем, кто в офисе, о жизни на улице. На эту работу обычно берут умственно отсталых людей. Они социально адаптированы, но все видят иначе. Подмечают то, чего не замечают другие.

«Человек у окна» — реальная жизненная история. Меня там не узнают. Не в смысле того, что я изменился визуально, хотя и похудел для роли на десять килограммов. Просто делаю в кадре то, чего раньше не делал никогда. Мой герой — артист моего возраста из разряда «кушать подано». Он очень светлый, добрый человек, которого трудно обидеть и который сам никогда никого не обидел. Он «кастрюлит» по ночам, зарабатывая на старой «девятке» кусок хлеба. У него есть жена и любимая девушка. История о судьбе этого мужчины. Он и есть «человек у окна». И это про меня…

— Но вы сказали, что не стоит искать в фильме автобиографическую подоплеку!

— Просто большую часть жизни провел у окна, когда моя карьера складывалась так же, как у героя этого фильма. Я наблюдал, думал, запоминал. Кстати, для актера это важное качество. Возможно, даже решающее.

Самое страшное для артиста — оправдывать ожидания. Делал это так много лет. И рад, что в этом фильме вас абсолютно разочарую. Ваших традиционных ожиданий, касающихся моего имиджа и того, что делал до сегодняшнего дня, я не оправдаю, чем и горжусь...

— У вашего героя замечательный монолог в защиту гастарбайтеров, обращенный к майору милиции, который посадил их за решетку за нелегальное проживание…

— Это практически импровизационный текст. В картине он, правда, прилично сокращен режиссером, потому что есть законы экранного времени. Смысл полного текста приблизительно такой: «Послушай, майор, ты неплохо кормишься за счет этих «чурок». Да ты им памятник должен поставить. Памятник неизвестному гастарбайтеру. Во время войны таких, как моя мама и твоя бабушка, тысячами перевозили к ним, в Ташкент, в эвакуацию. И вот эти «чурки», как ты их называешь, единственный в доме топчан отдавали русским бабам с детками, а сами спали на полу. То есть мы сначала с этими «чурками» выиграли войну, а потом и страну восстановили. А сейчас в России нет детского садика, больницы, жилого дома, туалета и мэрии, которые не были бы отремонтированы их руками. Закрой рот, а то смердит».

— Судя по всему, это ваше личное отношение к проблеме?

— Однажды стал свидетелем страшной сцены. Один очень больной человек (гастарбайтер) спрашивал в аптеке, какие можно купить лекарства от простуды. Он выбирал самые дешевые, а у него, по внешним признакам, была высочайшая температура. Многие из таких людей погибают, их хоронят в лесополосах и в лесах Подмосковья. Это чудовищно. И происходит это еще при общей ненависти к ним. Я за то, чтобы отношения с ними приняли цивилизованные формы, но не хотел бы, чтобы у нас сложилось, как во Франции, когда гастарбайтеры требуют фотографироваться в парандже на паспорт.

Многих моих друзей разбросало по свету, но принципом, которым они руководствовались в своей новой жизни, было уважение к стране, которая их приняла. Уважение и благодарность, попытка интегрироваться в эту страну, понять ее культурные ценности и образ жизни, не навязывая свои. Друзьям моим было страшно тяжело. Сколько туалетов пришлось перемыть нашим врачам, педагогам, прежде чем стать на ноги. Но они уважают те страны, которые их приняли.

Велика вероятность того, что домики, построенные гастарбайтерами, начнут падать, потому что в ответ на наше отношение рождается только ненависть. Это может вылиться в месть. Когда смотрю на небоскребы и вижу, в каких условиях содержатся построившие их люди, понимаю, что они должны строить чудовищно.

— В этом фильме вы еще говорите о студентах престижных вузов, которые, поступив за взятки и получив дипломы, уезжают в Лондон. Можете ответить на вопрос вашего героя: «Кто же тогда через десять лет будет сидеть в Кремле?».

— Нет. На этот вопрос в нашей стране не может ответить никто, кроме двух человек.

— Как вы считаете, почему именно фильм «Человек у окна» закрывал кинофестиваль?

— Думаю, что основывались на интуиции. Время людей в кино, которые доказывают положительность героя с помощью пистолета, накачанных мускул и денег, заканчивается. Киношная совокупность молодости, здоровья, богатства и безразличия не являются признаком счастья. Есть ностальгия не по совку, а по тому хорошему, что, может быть, мы в себе потеряли. Это хороший фильм о хороших людях, адресованный хорошим людям. Поэтому формулировка простая: все, кому фильм понравится, хорошие люди (смеется).

— Есть хорошие люди, которые притворяются плохими, и наоборот. Что для вас хороший человек?

— Конечно, нужно избегать формулировок. Но мне почему-то очень хочется так сказать. Мне очень хотелось сказать, что фильм о хороших людях. Хотя они очень непростые, совершенно неоднозначные. Никакой борьбы лучшего с хорошим. Нет там ни одного персонажа, к которому нужно относиться с умилением. Более того, кое-кто из них совершает сомнительные поступки. Но там присутствует еще умение раскаиваться в том, что делаешь. Там люди умеют произносить два прекрасных слова, отличающие человека от животного: «спасибо» и «извини».

«Окончить одесскую школу — это что-то!»

— В Одессе, в родном городе, именно фильм с вашим участием закрыл фестиваль. Какие чувства испытали вы?

— Я человек легкомысленный, но еще больше — сентиментальный. Если бы моя фамилия была, скажем, Безруков, то был бы одесситом, который свою славу и успех воспринимал как должное. Но не могу похвастать тем, что успешно работал с молодости. Я не был таким, как он, актером в двадцать пять, в двадцать семь лет, в тридцать четыре года.

Одесса — город особенный. Когда был маленький, моя мама, заместитель директора школы №27 по воспитательной работе, абсолютно в духе своей должности и своего мировоззрения как-то сказала: «Я тебя вы-брошу с пятого этажа, с балкона». То была угроза после какой-то двойки, на что я ответил: «Не выбрасывай меня, пожалуйста. Ты еще будешь мною гордиться». Был тогда очень маленьким, но сейчас горжусь тем, что снялся в этом фильме. Горжусь, что на моей родине, на фестивале, программы которого, к сожалению, не знаю, эта картина была показана «под занавес». Это безумно почетно. Рад, что этот фильм прошел в моем городе, в зале, где присутствовали мои друзья…

— После окончания фильма зал рукоплескал стоя…

— Аплодисменты в жизни артиста — все равно, что деньги для бизнесмена.

— Одесса вашего детства — какая она? С коммунальными квартирами… Как она изменилась?

— История не имеет сослагательного наклонения. Детство — как лед на озере. Бросил камень, а он отскочил. Ничего не меняется. Начиная лет с восемнадцати надо контролировать: твоя жизнь — это то, что ты рассказал в интервью, или то, как ты ее прожил? Потому что это две разные жизни. Абсолютно разные — то, как ты вспоминаешь, или то, как это было.

Что значит «коммунальная квартира»?! Это сейчас для нас с вами коммунальная квартира, а тогда — КВАРТИРА! Дом, место, в котором ты растешь. Это был совершенно удивительный город. Сейчас не так важно, что город морской. Ай-ай-ай! При открытых-то границах… Главное здесь — сверхмногонациональность. Сейчас это уже не в такой степени. Очень многих нет. Из моего класса уехала половина! Какие у нас были педагоги и с какими фамилиями! Вы понимаете, да? Они уже преподают совсем в других странах. Или уже умерли в них...

Окончить одесскую школу — это что-то! Одесса — единственный и последний город, который никогда не прививал комплекса провинциальности. Я никогда ни у одного одессита, прибывшего в Москву, не замечал комплекса человека, приехавшего из провинции. И у меня такого комплекса, мягко говоря, не было. Мои одноклассники поступили в 1974 году в МГУ, МГИМО, ГИТИС, Щукинское училище. Это все выпускники средней одесской школы, в которых преподавали Битман, Розенблюм и так далее. И человек с фамилией Стоянов в результате получил хорошее образование (смеется).

Это Одесса моего детства. Она без горячей воды и с коммуналками… В детстве нет понятия «жарко». Это мне сейчас жарко, а в детстве всегда хорошо. Это был совершенно удивительный город. Вот сейчас Одесса потихоньку начинает быть похожей на город моего детства.

Детство, как картинка. Открыл книжку-раскладушку. Вот ее красят, украшают. Я не интегрирован в общественные процессы Одессы и не знаю, что здесь происходит. Просто хожу по улицам, общаюсь с людьми. Одесса не тот город, в который нужно приезжать и надеяться услышать шутку в первую секунду. Да, это реприза, национальный промысел. Где-то делают самовары, где-то матрешек, где-то шкатулки, а в Одессе придумывают шутки. Повторюсь: прелесть Одессы в ее многонациональности, в полном отсутствии этих вот комплексов. И знаете, в чем заключается отсутствие провинциальности? Одесса не очень ценит своих земляков, которые стали популярными людьми. И правильно делает. Потому что Одесса считает это нормой для себя. Мне это нравится...