Веру в Бога — опиум для народа — большевики изводили истово: громили храмы, свергали купола, оскверняли образа, изгоняли из страны подвижников церкви. Но свято место пусто не бывает — понимали конченые безбожники. Требовалась замена. Проблему решили с дьявольской искусностью. Вместо Фаворского Света народу был предложен волшебный луч. Кино в Стране Советов назначили важнейшим из искусств — для агитации и пропаганды. Литургией теперь стал киносеанс. Политруки экрана принялись дружно внедрять в сознание масс идеологию победившего класса. Большие мастера приступили к созданию новой историографии. В 1925 году Сергей Эйзенштейн создает шедевр — «Броненосец Потемкин», немое кинополотно, по сию пору входящее в десятку самых великих лент мирового кино. И вот спустя 85 лет этот фильм впервые увидели без купюр там, где он и снимался — в «мятежной» Одессе. Художественные достоинства картины по прошествии времени стали еще нагляднее. Ее гражданский пафос потребовал уточнений.

Тайное всегда становится явным

Тут и спорить не о чем: отсутствие в Одессе кинофестиваля — недоразумение. Но основополагать его на третьем году всеобщей экономической «пневмонии», не скажу — безумие, но некая отвага и отрешенность от повсеместного скула с рефреном «денег нет», согласимся, требовалась. Когда инициаторы теперь уже состоявшегося кинофорума пришли с этой идеей в горсовет, там долго не сомневались; «Золотому Дюку» (а это Гран-При фестиваля) — быть! Причем в ранге международного. Ободренные властной поддержкой, организаторы праздника удвоили свои усилия. И оценивая сегодня результат, нельзя не подивиться — первый блин не вышел комом. За семь дней работы, изживая понятные страхи и срывы, одесский кинофест показал себя молодцом, внеся в палитру города теплые, яркие краски. Венцом его культурной программы стал ночной показ «Броненосца Потемкина» — на огромном экране у подножия Потемкинской лестницы. Волнующим бонусом к демонстрации фильма явилось его живое музыкальное сопровождение в блистательном исполнении «Киевской камераты». Сочинение Эдмунда Майзеля звучало как в день московской премьеры в 1 -м Госкинотеатре на Арбатской площади. А возможно — еще вдохновеннее. Перед началом показа и по его завершении журналисты всех местных и многих центральных телеканалов интересовались у зрителей их предчувствием и полученным впечатлением. Выяснилось — эффект превзошел все ожидания. Не дающий сбоев «монтаж аттракционов» Эйзенштейна взял за живое самых искушенных современников. Наиболее поразилась увиденным молодежь. И, как водится, вслед за восторгами восприятия последовали первые реплики политического толка. «Коммунистическая агитка, хотя и высокого класса», — говорил хмурый господин, уязвленный живучестью экранной заказухи, «Партийный кинобоевик», — вторил ему просвещенный житель Сочи, сбежавший на отпуск в Одессу от строительного бедлама в родном городе. А дальше пошли по-южному жаркие дискуссии — уже среди своих.

Итожим: картина работает! Спросим — откуда неверие в правдивость изображенного? Все просто — мы стали другими, и знаем значительно больше, чем наши предшественники. Это относится и к фактам, связанным с бунтом на легендарном корабле. К Эйзенштейну претензий нет — он творил емкую пролетарскую фреску, метафору классовой борьбы, воплощая саму «технику революционного восстания». Причем здесь реальность событий? Разве для художника имеет значение, что цепь правительственных войск не спускалась по всемирно известной лестнице, поливая огнем мирных жителей, а поднималась вверх, оттесняя пьяных погромщиков складских помещений, очищая порт от разгула босяков и уголовников? А вспомним ракурс серповидного мола, по которому длинная вереница людей направляется к палатке, где лежит тело погибшего матроса Вакуленчука.

Никому же не приходит в голову спросить: откуда явились эти люди — из морских глубин? Для искусства это не важно. Но для граждан страны, пережившей все помрачение «окаянных дней», историческая правда — живая вода, без нее общественный организм сродни лежащему в морге «объекту» Юрия Лонго — двигаться может, но, кроме ужаса, не вызывает ничего.

В чем же отличие экранной версии происшедшего в 1905 году с всамделишными обстоятельствами? Как всегда — в деталях и трактовке. Если кратко, в действительности все было совсем не так — от причин до следствий. Причины были глубинными: позор поражения в Русско-японской войне, резкое обнищание народа, цинизм власти. Но вот в условиях матросского быта мотивов для мятежа не содержалось. Еда была вполне сносной, тяжелым трудом служивых не обременяли, стиль отношений начальников и низших чинов находился в рамках корректности. Однако один из восставших напишет позже: «Может, ли матрос быть доволен тем, что он накормлен, если знает, что голодает его семья?» Атмосфера на флоте сгущалась день ото дня. Центральный флотский комитет РСДРП («матросская централка») готовил восстание на всех кораблях Черноморского флота. В составе комитета от «Потемкина» были два унтер- офицера — большевик Георгий Вакуленчук и анархист Афанасий Матюшенко, оба с лихвой отслужившие «срочную» — семь долгих лет в имперском флоте. А после Цусимы вдруг стал вопрос о подмоге Порт-Артуру кораблями черноморской эскадры. Быть утопленными у берегов Японии — хороша перспектива для «дембелей» флота! Решили «ломать обстоятельства»... Грозный дредноут готовился к учебным стрельбам. Матросов привычно кормили солониной — она в бочках не портится. Вот капитан корабля Голиков, чтобы разрядить напряжение, и послал за свежениной. Однако закупщик, экономя, приобрел 28 пудов мяса «не первой свежести», и следствие позже признает: на нем встречались личинки мух, так как оно целый день пролежало на раскаленной палубе тихоходного миноносца, отправленного в Одессу. Прознав об этом, Вакуленчук воззвал к команде: борща не есть! Голиков приказал выстроить всех на палубе. И объявил, что сейчас же запечатает пробу борща и отошлет на исследование, после чего те, кто согласился есть, по его требованию перешли на другое место — едва ли не все, И тут произошла роковая глупость. Капитан второго ранга Гиляровский приказал принести брезент, что было ошибочно воспринято как подготовку К' расстрелу непокорных. Матросы, ведомые Вакуленчуком, метнулись на батарейную палубу, взломали пирамиды и вооружились. «Взрыв негодования носил все признаки бунта — стихийного дикого возмущения», к примеру, судовой священник, иеромонах Пармен был зверски избит матросом, злобно орущим «Бей попа!», а Вакуленчук, выстреливший первым, убил лейтенанта Неупокоева. И тут же сам получил смертельное ранение, А уже в следующее мгновение пал от пуль матросов и Гиляровский, Беспредел пошел по восходящей. Характерно, что Матюшенко позже скажет: если бы Вакуленчук не был убит случайно, его бы следовало застрелить — революции без жертв не бывает. Но показательно и другое — как только бунтари организовались, избрав собственный орган власти — судовую комиссию во главе с тем же Матюшенко, — расправы сразу же прекратились, а всех сидевших под замком отпустили на волю.

Эта комиссия, к слову, ответила резким отказом посланцам ленинской партии, призывающим «Потемкин» к боевым действиям, в частности, к обстрелу Одессы. Матюшенко сказал: «Я не признаю никаких партий, мне хороши только те, кто бьет это правительство. Его нужно уничтожить». Все последующее слишком известно, Броненосец был интернирован в Констанце, возвращен России, а в 1923 году во исполнение директивы Ленина, отлично знающего, что восстание на «Потемкине» не имело ничего общего с большевизмом, грозный «корабль революции» был разобран на металлолом, Матюшенко сначала «всплыл» в Париже, потом вернулся на родину и был повешен в Николаеве…

Все вышеизложенное, должно быть, даже не тысячная часть тех сведений, что обсуждали после показа эйзенштейновской ленты одесситы и гости города — в кафешках и барах, в гостиницах и клубах, да просто под звездным небом на вечной Потемкинской лестнице. Так что, воля ваша, господа, но если всего один показ старого кинофильма так обостряет наш интерес к нашему же прошлому, то фестиваль в Одессе уже удался! Ведь мораль той давней истории на самом деле проста как соха: хлопцы в правительстве, не бесите народ! Пушкин прав (ибо гений), бунт простонародья ~ бессмысленный и беспощадный, не будите лиха. Впрочем, если он и впрямь беспощаден, то разве бессмыслен? Это ведь был протест против скотской жизни.

Второй урок «великой фильмы» — все тайное становится явным. Подлинная правда неизбежно проступит сквозь искажения, передергивания и фальсификации -и в глубине веков, и в истории, творящейся у нас на глазах. Будем помнить об этом и в связи со следующей коллизией.

Патриаршая Одесса

Все предуведомления о визите патриарха Московского и всея Руси Кирилла начинались с торжественных заверений милицейских чинов в том что общественный покои В городе в эти дни будет беречь тьма стражей порядка. Разнились только цифры; от трех до пяти тысяч сотрудников. «Это значительно больше, чем мы задействовали на обеспечении безопасности учений «Си-Бриз-2010», — подчеркивал старший офицер на пресс-конференции накануне приезда первосвятителя. — И то вокруг учений никаких эксцессов не было».

В это лето и вправду на «Си-Бриз» среагировала лишь стайка «витренковцев», что с бойкими антинатовскими лозунгами и в маскарадных нарядах неясного назначения почему-то вышли встречать и московского гостя. Вероятно, жара в Одессе плавит не только дороги...

С этой точки зрения визит его святейшества прошел в Одессе идеально. Ведь в религиозных садах безмятежности, увы, не наблюдается. Но это — дело верующих, мы же поговорим о вещах сугубо муниципальных, всецело гражданских.

Любопытный, а то и символический факт — самое что ни на есть первое решение вновь избранного в 1990 году председателя Суворовского райсовета Эдуарда Гурвица касалось отнюдь не классического кадрового вопроса. Это было постановление о передаче католической общине города ее бывшей собственности — церкви, занятой под гимнастический зал. Проигравшие ему на местных выборах коммунисты были в шоке: отдать служителям культа такое здание — где это видано? Да и сама община так неразвита... Районный глава парировал: а как же ей развиваться в отсутствие храма? К тому же долги надо отдавать: церковь бывшей властью экспроприирована и коммунальной стала после банального присвоения.

Но было в той коллизии еще одно обстоятельство, исполненное для мэра непреходящей важности. В католической церкви был погребен граф Александр Федорович Ланжерон — фигура в одесской истории знаковая, «Развивать мышцы лучше не на костях», — лаконично объяснил тогда Гурвиц свою позицию, в нравственном отношении безупречную. А задним числом можно с уверенностью подтвердить и ее практическую дальновидность: тот гимнастический клуб в таком шикарном архитектурном ансамбле до дней сегодняшних однозначно дожил бы только в виде элитного фитнес-центра, недоступного для большинства горожан.

За прошедшие с той поры годы, уже будучи избранным городским головой. Он приучил сограждан, что всегда поступает в полном согласии с внутренним чувством и социальной справедливостью, будь то вопросы муниципального или конфессионального общежития. Вот и в середине июля 2010 года Одесский горсовет утвердил градообоснование будущей постройки храма равноапостольного князя Владимира и святой Людмилы, княгини чешской, на территории детского медицинского центра «Надежда, Добро, Благосостояние». Остается только добавить, что я никогда не спрашивал у Эдуарда Иосифовича о его религиозных пристрастиях — мне, как, должно быть, и большинству жителей Одессы, вполне достаточно знать его нравственные и гражданские предпочтения.

Тем временем кульминацией пребывания в Одессе святейшего патриарха Кирилла стало совершение чина великого освящения воссозданного Спасо-Преображенского кафедрального собора, накануне переданного Украинской православной церкви. Воистину трагична его судьба! Заложенный еще в 1794 году и освященный 14 лет спустя, он постоянно достраивался, рос, превратившись в необычайно величественный соборный храм, не уступающий лучшим базиликам Европы. А после реконструкции 1903 года собор стал одним из крупнейших в империи, вмещавшим свыше 10 000 прихожан. Его внутреннее убранство поражало своим великолепием. Обилие света и простор казались нереальными. Колонны в интерьере в коринфском ордере, как и пол собора, были выполнены из белого мрамора. Над престолом возвышалась куполообразная сень на самостоятельных колоннах. В 1936 году главный архитектор Одессы подписал постановление о том, что собор не представляет архитектурной ценности, и он был разрушен. (Сначала алчно разграблен, затем тщательно разобран — до последнего камешка). Большевистская власть намеревалась даже на его фундаменте устроить что-то увеселительное с нужником в аккурат на месте алтаря, да Владимир Петрович Филатов, офтальмолог с мировым именем, не допустил бесчестия.

Так пал храм, где покоились святые отцы, светлейший князь Михаил Семенович Воронцов и его супруга Елизавета Ксаверьевна. Так была уничтожена церковь, где крестили Веру Холодную, Ивана Бунина, Анну Ахматову и многие тысячи простых горожан. По счастью, прах великих князей, буквально выброшенный на улицу, одесситам удалось перезахоронить. Останки четы Воронцовых возвратились на свое место в храм, где были похоронены в знак заслуг перед церковью, почти через семь десятков лет. Два гроба были установлены в траурной конной карете, впряженной в четверку лошадей, которая проследовала по центральным улицам города от Воронцовского дворца к Спасо-Преображенскому собору. У памятника Михаилу Воронцову, коему Одесса обязана небывалым дотоле расширением своего торгового значения и ростом благосостояния, митрополит Одесский и Измаильский Агафангел провел панихиду, после чего оба гроба внесли в нижний храм Спасо-Преображенского кафедрального собора, где и состоялось перезахоронение.

В торжественной церемонии принимали участие мэр Одессы Эдуард Гурвиц, губернатор Василий Цушко, посол Российской Федерации в Украине Виктор Черномырдин, генеральные консулы, аккредитованные в Одессе, представители общественности, духовенство епархии, народные депутаты Украины, депутаты областного и городского советов. В тот памятный день 10 ноября 2005 года Эдуард Гурвиц о большевиках-поругателях уже не вспоминал, отметив лишь торжество исторической справедливости в отношении светлейшего князя и разделившей его судьбу супруги.

Варварское разрушение Свято-Преображенского собора — главного храма Причерноморья — никогда не изглаживалось из памяти горожан. Как бы ни был красив фонтан на месте убиенной святыни, ее отсутствие в сердцах верующих неизменно рождало пустоту и горечь. Но церкви сами не возносятся, и в середине 90-х прошлого века энтузиасты стали объединяться с целью сбора средств и координации усилий по воссозданию утраченного храма-До пасхального гула соборных колоколов оставалось 10 лет.

На последнем этапе строительной эпопеи, а именно 30 ноября 2006 года, Эдуард Гурвиц утвердил городскую программу воссоздания собора. Работы на объекте обрели завершающий характер, и уже в 2008-м состоялось воздвижение 14-тонного колокола, отлитого в России. (Игуменья Серафима на днях особо отметила деятельное участие в проекте председателя наблюдательного совета православного фонда — вице-мэра Анатолия Ворохаева). Наконец, 15 июля этого года была начата процедура передачи храма, и подписан договор его добровольного пожертвования. А 21 июля городской голова Эдуард Гурвиц вручил свидетельство о праве собственности на здание собора митрополиту Одесскому и Измаильскому Агафангелу. Акт передачи документа состоялся в ходе приема в честь патриарха Кирилла в зале «Ренессанс». Там же мэр города вручил святейшему владыке Почетную награду городского головы «Одесса». И сам получил из рук святейшего патриарха орден Серафима Саровского ІІ степени. Но в благодарственном слове Эдуард Гурвиц о своей награде не говорил. Для него важнее оказалось совсем другое;

- Ваше Святейшество! Приуроченная к Вашему визиту передача здания возрожденного Спасо-Преображенского собора Одесской епархии Украинской православной церкви подводит черту под огромной, часто действительно подвижнической работой, в которую за последние 15 лет так или иначе были вовлечены многие тысячи одесситов. Еще древние говорили: «Свободен только тот, кто находит радость в исполнении долга». Тогда, в середине 90-х годов прошлого века, недавно обретшие свободу люди, порой полные антиподы по своим убеждениям, 'осознали как свой личный долг необходимость восстановления варварски разрушенного храма. Кто-то с самого начала воспринимал его как священное место, дом молитвы, кто-то — как памятник истории, культурный феномен, но все были едины в понимании неразрывной связи Спасо-Преображенского собора с духовными традициями и судьбой Одессы, и я хотел бы особо отметить заслуги и готовность пожертвовать многим ради достижения благородной цели тех людей, чьи имена часто незаслуженно забывают. Это Игорь Свобода и Сергей Василевский. Именно они в 1995 году (один — как заместитель мэра, второй — как председатель им же созданного общественного Фонда воссоздания собора) провели первые специальные исследовательские и проектно-изыскательские работы, без которых зримый всеми сегодняшний результат был бы невозможен.

в этот светлый для каждого жителя многонациональной Одессы день, остается сказать, что судьба Спасо-Преображенского собора есть убедительное и явное свидетельство того, что без духовности, без искренней веры цивилизация превращается в одно утонченное варварство, И пусть впредь в стенах этого величественного храма вечно звучит только чистый голос веры — молитва...

В обращении городского головы знаменательны как минимум два положения. К первому мы уже могли бы и привыкнуть, Эдуард Гурвиц, в отличие от ряда своих «антиподов», что в дни визита патриарха перебегали от одной телекамеры к другой, возвещая миру о своем непревзойденном вкладе в строительство храма, по обыкновению отдал должное людям, которые действительно первыми сдвинули этот камень с места. Не стал выпячивать действующий мэр и тот — уже исторический! — факт, что решение исполкома Одесского городского совета от 09,12-1995 года, позволившее Фонду воссоздания собора выступить заказчиком на выполнение тех самых стартовых проектно-изыскательских работ и резервирующее земельный участок на Соборной площади под будущий храм, подписано именно им. И пишу я об этом только потому, что он промолчал, А сказал — о других.

Второе — мысль Гурвица о варварстве. Он не стал ее развивать, и тем более разжевывать, полагаясь на безусловность сказанного. Вроде так оно и есть. Разве не очевидно: цивилизация без веры, духовной составляющей превращается в «большевизм с удобствами». Но сказано — о варварстве, хотя и уточненном. Почему? Здесь — код. И варварство тут — не синоним дикости или вандализма, а просто сущностное, классифицирующее определение. В чем его суть? и что фактически сказал Гурвиц? Когда древние греки называли кого-то персами, это не было ценностным, или того более — оценочным отношением. Для греков «персы» — читай, варвары, это народы, у которых нет традиции публично артикулированной речи, гражданского языка, на общественном месте стоящей мысли... У большевиков же публичного площадного темперамента — хоть отбавляй. Уже этим — не варвары? А вот и нет, ибо далее вступает в силу решающая тонкость. Человек большевиками непременно рассматривается со знаком коллектива. Он часть большинства, и если это большинство — волчья стая, с тебя и спросу нет: с волками жить, по-волчьи выть. Большевизм гарантирует отсутствие моральных угрызений — в этом почва «организованного счастья» для всех и каждого. В этом кодексе строителя коммунизма Богу места нет. Ни на каком этапе.

А есть иная — героическая -традиция. Она возможна даже для атеистов — не воинствующих, а необретших Свет. Ибо существует еще и высшая степень духовной благости. Христос говорил: «Час настал, и это сейчас». То есть твоим последним часом является твой каждый час. Не воскреснешь в жизни — не воскреснешь и после нее. Но это — не для всех. Потому что Бог — это сложно. Это интимно, и это не решается волевым усилием — об имитациях не говорим.

Так вот для Эдуарда Гурвица, если я правильно понимаю, не варвар — тот, кто тяготеет к вышеупомянутой героической традиции. В своем пределе это выглядит (звучит) так: «Я стою в данном мне мире без всякой внешней опоры. Для меня не существует общества, которое было бы виновно в том, что со мной происходит. История не виновата ни в чем, и время ни в чем не виновато. Виновен и невиновен только я сам. Что бы вокруг ни происходило — я могу. Время для деяния есть всегда. Человек и есть эта невозможная возможность».

Намного проще, но, по-моему, о том же, сказал в нобелевской лекции Иосиф Бродский. Он людской стадности противопоставлял «самостояние личности», индивидуализм, считая его «надежнейшей преградой злу». И отсюда до веры, возможно, всего один шаг. А неожиданную поддержку этой позиции я нашел в заключительных словах проповеди патриарха Кирилла, обращенной к собравшимся в храме перед освящением Спасо-Преображенского собора. Святейший сказал: «Иногда нам трудно мыслить в категориях, не связанных с конкретными примерами. Когда же есть примеры, тогда и мысль воспринимается сознанием. Пример и образ очень важны людям. Так вот в послании к Филиппийцам мы находим такие удивительные слова: «В вас должны быть те же чувствования, что и во Христе Иисусе», У нас есть живой пример, который всегда должен быть перед глазами верующего человека — Господь наш Иисус Христос. По этому примеру мы должны настраивать свой внутренний камертон, тональность своей духовной жизни. Мы должны знать слово Божие, мы должны со вниманием вчитываться в Божественные слова, взирать на образ Спасителя в моменты трудностей, испытаний, искушений и соблазнов, и через это восприятие мира сквозь Божественный образ Спасителя мы обретем те же чувствования, что были и во Иисусе Христе».

Куда как верно! Как трудно достижимо. Но нить надежды, связующая Бога и человека, быть может, в том и состоит, что Он ведь тоже стоял один.