Румыния — ближайший сосед Украины, алчно жаждущий ее территорий. Будучи такой близкой географически, Румыния остается для нас, по-прежнему, далека. Мы знаем больше о Польше, Венгрии или Чехии, но почти ничего — о Румынии. Тем более что идеология Великой Румынии, исповедуемая Бухарестом, вызывает желание еще больше отмежеваться от неспокойного соседа.

Между тем, история Румынии — это «белое пятно» и для самих румын, а исследования этногенеза румын является одной из наиболее сложных проблем румынской и мировой историографии. Источники о раннем периоде существования румынского народа крайне скудны, и точного ответа на вопрос, когда и где появились первые румыны, пока не найден. Можно только с уверенностью утверждать, что древние влахи — предки современных румын и молдаван. Но этого явно недостаточно для более конкретного объяснения. Существует сразу несколько версий, но научная полемика по этому поводу крайне затруднена из-за политизованности данного вопроса. А поскольку направление официальной историографии придают политические элиты, современная румынская история превратилась в мусорный бак, где хранится все самое русофобское.

В военной доктрине Бухареста Москва значится врагом №1, т. к. именно Москва может помешать воплощению в жизнь великорумынской концепции. Ни Лондон, ни Вашингтон, ни Варшава о судьбе украинских территорий задумываться не будут. Москва будет. Поэтому Бухаресту на руку вялое и пассивное поведение Киева в сфере военно-политического сотрудничества с Кремлем. И дабы отвадить румынских граждан от пророссийских симпатий, Бухарест изображает русских в виде любителей геноцида и искоренения всего румынского.

Но настоящая история говорит о том, что связи между румынами и славянами издревле были довольно крепкими. Особенно это заметно в культуре. Так, славянское влияние в румынском языке прослеживаются на всех языковых уровнях. Славяне оказали на румынский язык гораздо более мощное влияние, чем иллирийцы — древнее население Балкан. Проводником славянского влияния долгое время служил также церковнославянский язык, употреблявшийся как язык богослужения в православных церквях Валахии (Румыния), а также кириллица, на основе которой зародилась и долгое время существовала румынская письменность. И только в 1800‑х гг. зарождается предельно политизированное прозападное течение в румынской культуре, представители которого требовали очистить язык от славянских напластований. Заметьте, только от славянских! Заимствования из европейских языков не считались зазорным. Прослеживается явный комплекс неполноценности тогдашней румынской интеллигенции, пытавшейся хоть боком, хоть задом втиснуться в лоно западной цивилизации.

На данный момент румынская разговорная речь не менее чем на 20 процентов состоит из славянизмов. Лингвистические «клизмы» румынскому языку не помогли, т. к. все равно не приводили к изменению фонетики и грамматики, которая сохраняет следы существовавшего здесь в IX—XII веках славяно-романского двуязычия. Об этом говорит топонимика Румынии. Чернаводэ, Думбрава, Рускова, Холод, Липова — в этих названиях явно слышна славянская речь. Да и латиницей румыны стали писать лишь с XIX века.

Особенно тесная историческая связь прослеживается у славян с молдаванами. Бухарест доказывает, что молдаване — часть румынского народа, а молдавский язык — ославянившееся отпочкование румынского языка.

А, может, наоборот?

Ион Друцэ — известный молдавский драматург, говорил: «Языком Румынии и Молдавии является молдавский (!) язык. Это бабушка современного румынского языка». Ведь когда Румынии, какой мы ее знаем, еще не было на карте, молдавские княжества тяготели к Руси, а Молдавию в Средневековье иногда называли Русовлахией, т е. русской Влахией или Влахией, расположенной у самых границ Руси. Трансильванию, находившуюся под венгерским владычеством, называли Унгровлахией. Первый господарь независимого Молдавского государства (правил в 1359—1365 годах) Богдан І добился независимости Молдавского княжества, противостоя натиску поляков и золотоордынцев — давних противников Руси. В более поздние годы молдаване не раз сражались с поляками, пытавшимися подчинить Молдавию. В результате неоднократной перекройки границ и миграционных потоков многие молдаване оказались на территории Польши. И, как православные, подвергались давлению со стороны католического клира.

Приблизительно в XIV в. наметился процесс постепенного движения польских влахов на Русь, где они не опасались преследований на религиозной почве. Известный религиозный деятель того времени Мелетий Смотрицкий среди «руских» фамилий Волыни и Галиции, противостоящих католической агрессии, называл и молдавские. Кстати, этот факт опровергает россказни украинской историографии о будто бы извечном присутствии украинцев на западно-украинских землях. Во-первых, не было тогда даже понятия «Украина». Во-вторых, население считало себя «руским» (через одно «с»). В-третьих, Мелетий Смотрицкий, уроженец и хроникер тех мест, украинцев там не заметил. Откуда же их могла заметить официальная украинская историография?

Богдан І — не единственный выдающийся деятель молдавской истории, не страдавший русофобией. Дмитрий Кантемир — господарь Молдавского княжества (1693, 1710—1711) — отличался вообще ярко выраженным русофильством. Он занимался также историей, архитектурой, философией, математикой, владел восточными и европейскими языками. Во время русско-турецкой войны 1710 г. турки хотели привлечь Кантемира на свою сторону. Но тот, будучи в Константинополе, связался с русскими дипломатами и оказывал им содействие. В 1711 г. Кантемир заключил с Петром І т. н. Луцкий договор, согласно которому Молдавия, сохраняя автономию, переходила в русское подданство, освобождалась от выплаты дани Турции и сохраняла свои привилегии. Договор после обнародования встретил поддержку всего молдавского населения.

Война для России закончилась не совсем удачно, и Молдавия осталась под турецким гнетом. Кантемир и 1000 молдавских бояр бежали в Россию, где он получил княжеское достоинство Российской Империи с титулом Его светлости, значительную пенсию и обширные имения. Сыновья Кантемира — Сербан и Матвей — служили в лейб-гвардии Преображенского полка. Дочь — Екатерина-Смарагда, будучи сама бесплодной, развивала акушерское дело в России. В ее честь ее любящий супруг российский дипломат Дмитрий Голицын завещал построить Голицынскую больницу.

Но, наверное, самым известным отпрыском Дмитрия Кантемира был Антиох — русский поэт-сатирик и дипломат, деятель раннего русского Просвещения, один из наиболее крупных русских поэтов той эпохи. Он всегда решительно высказывался за сохранение государственного строя, установленного Петром Великим, и, как дипломат, отстаивал интересы Российской Империи. Антиох, будучи не только поэтом, но, как его отец, и философом, ввел в русский философский дискурс слова «идея», «естество», «понятия» и др. После смерти Антиоха называли отцом российских сатир.

Добавим, что и брат Дмитрия Кантемира и тезка его сына Антиоха тоже выступал за антиосманский союз с Россией. Ему удалось установить ровные отношения с Речью Посполитой, требовавшей Молдавию себе во владения, и, благодаря освободившимся силам, более пристально взглянуть на угрозу со стороны турок и крымских татар, верных союзников Стамбула. Антиох пользовался популярностью в народе, и память о нем сохранилась как о справедливом и добром правителе.

Родом Кантемиров галерея румынских и молдавских деятелей, относившихся к России с симпатией, не исчерпывается. Эмиль Чоран — румынский и французский мыслитель, который составил гордость французского языка и литературы, причем в самых французских жанрах — эссе и афористике. Как пишет переводчик трудов Э. Чорана, Борис Дубин, Э. Чоран, «родившийся в трансильванской глуши, сын православного священника и подданный австро-венгерской короны, он вообще всю жизнь хотел быть другим и при этом чаще всего, опять-таки, русским. В русской прозе Чоран выделял для себя линию «перегоревших» романтиков, байронических героев от Печорина до Ставрогина, а чаще всего перечитывал и цитировал Лермонтова и Гоголя, Достоевского, Чехова и Блока. Гоголь — единственный из его любимцев, кому посвящено отдельное эссе».

Чтобы стать великим, нужно иметь великую историю. Румыния ее не имеет, хотя, в отличие от Венгрии и Польши, она никогда не расставалась со своей государственностью, чем и гордятся современные румыны. Доктрина Великой Румынии как раз призвана вселить в народ уверенность в собственном величии и разжечь территориальные аппетиты. Ведь великое не может быть маленьким. На возвеличивание румынской нации работает вся румынская историография. Хотя проявить немного скромности нашим румынским соседям не помешало бы, особенно с учетом некоторых исторических фактов.

«В Средние века слово «румын» (rumân) означало «крепостной», так как этот первоначальный этноним, то есть название народа, получил социальный смысл. Но каким образом этноним превратился в социальный термин сказать трудно. Ясно другое: когда национальное сознание стало широким достоянием масс, особенно в ХІХ веке, его смысл опять изменился. Он стал этнонимом. В ХІХ веке с ним произошло изменение: из «румын» он превратился в «ромын», именно для того, чтобы римское происхождение было очевидно. При этом следует подчеркнуть, что сами румыны использовали слово «румын» как самоназвание. Но когда крепостная зависимость стала всеобщей, это слово стало синонимом слова «крепостной», — рассказал в интервью порталу Portalostranah.ru историк и филолог, научный сотрудник бухарестского Института истории имени Николае Йорги Вирджил Чокылтан. — В церковнославянских, русских летописях нас называют «волохами». В Византии румын называли «влахами», то есть пастухами, причем слово это имело уничижительное значение. В новое время наступила пора новых культурных ценностей и люди нашли новые названия для своей коллективной идентичности».

Главная проблема румынского этнического сознания — культурная неопределенность. Страна расположена на перекрестке цивилизаций, и неизбежно впитывала в себя все культурные веяния, до нее доходившие. В середине XIX века румыны еще носили халат и чалму, а в музыке и сегодня слышны восточные мотивы. От этой пестроты возникает чувство вечного поиска своего «я». И официальный Бухарест не нашел ничего лучше, чем найти это «я» в русофобии. Лозунг «Румыния издавна принадлежит Западу!» выдуман для подкрепления русофобских теорий. Оказывается, румынские историки насчитали аж 13 румыно-российских войн! Откуда? Очень просто. Каждую русско-турецкую войну румыны теперь считают за вторжение русских на их территорию! Этим они начинают напоминать поляков, которые сначала плакали от радости, когда русский солдат вышвырнул фашистскую нечисть из польских городов и деревень, а теперь называют те годы периодом «советской оккупации». Интересно, много ли поляков осталось бы в живых, если бы русские решили в 1944 не пересекать польскую границу? И встречный вопрос румынам: сколько бы вас полегло под турецкими ятаганами, не будь т. н. 13 «румыно-российских войн»?

Российский самодержец Александр ІІІ говорил, что у России только два друга — ее армия и флот, потому как ее союзники очень часто предавали в самые тяжелые моменты. И был прав. О наших заслугах спасенные нами народы вспоминать не любят. Ведь тогда им бы пришлось расписаться в собственной слабости. Психологи говорят: если человек, которому была оказана помощь, не в состоянии отплатить за нее тем же, это ставит его в зависимое и унизительное положение. Он начинает вместо благодарности испытывать ненависть к своему благодетелю — свидетелю его падения и горестей. И жаждет падения своего спасителя, чтобы точно также стать свидетелем беспомощности того, кто был некогда так силен. Это — тонкая психологическая месть.

Бухарест требует, чтобы Молдавия шла за ним. А, может, наоборот, румынам нужно идти за Молдавией? Не той, какой мы ее знаем сегодня, когда в Кишиневе засели содержанки Запада, а Молдавии Богдана І, Дмитрия и Антиоха Кантемиров?

«За кого вы, русские люди, молодежь русская? Мы русскую душу не продавали по заграничным кабакам, мы ее не меняли на золото заморское и пушки… Мы не наемными, мы собственными руками защищаем нашу землю, мы грудью нашей, мы нашей жизнью будем бороться за родину против иноземного нашествия! Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрем, но не отдадим ее никому!» Это — слова молдаванина Сергея Лазо, героя войны с японскими интервентами в годы Гражданской войны. И в них — квинтэссенция русско-молдавской истории.