За прошедшие десятилетия Чернобыльская АЭС и зона отчуждения стали почти неосязаемыми объектами: на современных картах нет городов Чернобыль и Припять и многих сел, которые попали в 30-километровую зону отчуждения. Угасает интерес и к тому, что происходит на практически незаселенной территории, — атомная станция остановлена, а для многих людей это фактически синоним слову «закрыта». Но это не так.

Благодаря поездке, организованной Федерацией профсоюзов Украины, профсоюзом работников атомной энергетики и промышленности Украины, профсоюзом Чернобыльской АЭС и Украинским журналистским фондом, в зоне отчуждения, куда открытый доступ закрыт, побывала группа региональных журналистов, в том числе и корреспондент «Вечерки». Так вот: здесь есть люди, которые живут и работают. И здесь слова «чисто» и «грязно» приобретают несколько иной смысл: «чисто» — это там, где доза радиации не может нанести ущерба организму человека, «грязно» — это там, где от уровня радиации «болит голова» у счетчика Гейгера.

Зона отчуждения

Зона отчуждения начинается сразу же за станцией и состоит из двух частей, рассказал наш проводник в Чернобыль, председатель Совета Чернобыльской территориальной организации профсоюза работников атомной энергетики и промышленности Украины Николай Тетерин. Первая часть — это 10-километровая зона, на которой расположены могильники радиоактивных отходов. Эта зона очень загрязнена высокоактивными трансурановыми изотопами (плутоний, уран, америций), и, можно сказать, она вечная: период полураспада плутония — 2,5 тысячи лет, что для нас означает — навсегда. Но это «навсегда» будет и для многих поколений наших потомков.

- Законы физики не позволяют превращать радиоактивные вещества в нерадиоактивные, поэтому после аварии практически все, что было выброшено из реактора, надо было где-то захоранивать. То, что было не очень радиоактивно, — песок, строительный мусор — просто закопали в землю на территории около 10 кв. км. Более радиоактивные материалы и порыжевший от высоких уровней радиации лес были захоронены в специальных пунктах захоронения, которые, увы, были плохо защищены, — говорит Н.Тетерин.

Уже сейчас, по словам Н.Тетерина, произошло самое неприятное, что могло произойти, — мало того, что в 1991-92 гг. из-за большого половодья часть захоронений радиоактивных отходов была затоплена, так сейчас резко поднялся уровень грунтовых вод, и фактически твердые радиоактивные отходы превращаются в жидкие. А воду, как известно, контролировать практически невозможно.

- Уровень радиации там такой, что исследователи работают в специальных очках, чтобы не повредить роговицы глаз. На отдельных участках уровень радиации доходит до нескольких рентген в час, т.е. в десятки, сотни раз выше фоновых уровней, — рассказывает Николай Васильевич.

Большая часть территории зоны отчуждения занята лесами, что, кстати, и спасло страну от худших последствий аварии на ЧАЭС: деревья «заставили» большую часть радиоактивных изотопов выпасть именно здесь, а будь вокруг станции степь, последствия были бы гораздо хуже. Но именно наличие деревьев создает дополнительную угрозу — здесь очень боятся лесных пожаров, поскольку при горении большая часть изотопов попадет в воздух, и уже однажды загрязненная территория будет загрязнена вторично. К сожалению, пожаров избежать не удалось — в 1991-92 гг. здесь были лесные пожары, которые, конечно, потушили, но территория, прилегающая к зоне отчуждения, была загрязнена радиоактивными осадками вторично. Но те пожары многому научили: было создано специализированное предприятие «Чернобыльский лес», и с 1992 года ни одного лесного пожара в зоне отчуждения не было, а возгорание травы или кустарников тушат оперативно.

Впрочем, если для людей уровень радиации и является преградой, то зверью здесь раздолье. Лошади Пржевальского, которых завезли сюда, носятся табунами (их иногда можно увидеть с дороги в Чернобыль), а вот зубры здесь не прижились — им нужна чистая вода, а местность тут в основном заболоченная. Много здесь кабанов и лосей, соответственно, — и волков. А некоторые видели даже медвежьи следы. Столь богатые на дичь места привлекают сюда браконьеров, которые нелегально проникают на территорию зоны отчуждения не только из Беларуси, — как говорит Н.Тетерин, и высокие украинские начальники иногда позволяют себе побаловаться здесь охотой. Вот только зря это: дичь не разбирает, где высокие уровни радиации, а где — нет.

- Зверье очень «грязное», особенно кабаны — исходящий от них уровень радиации в 20 раз превышает допустимую дозу. Рыба тоже «фонит», особенно та, которая питается водорослями, а вот хищная рыба — меньше. Грибы очень «грязные»: самый «грязный» — польский гриб, самый «чистый» — белый, — рассказывает Николай Тетерин, который живет и работает в зоне отчуждения вот уже 24 года.

Он, кстати, заядлый грибник. Да, он все знает, но не может удержаться, и иногда ходит на «тихую охоту». И рыбу тоже ест. Раз в год все работники предприятий зоны отчуждения проходят медосмотр, в ходе которого специальным прибором измеряется уровень внутреннего излучения человека. И врач, посмотревший данные счетчика измерения внутреннего излучения человека, задает почти риторический вопрос: «Что, рыбку или грибочки кушал?»...

Живут в зоне отчуждения и самоселы — люди, которые вернулись в родные места спустя годы после аварии. Но если поначалу количество вернувшихся исчислялось 2-2,5 тысячами человек, то сейчас их осталось чуть больше 100. В основном это старики, которые доживают свой век. И если еду, пенсию им привозят, раз в неделю к ним приезжает фельдшер, то вот воду они пьют из колодцев, поливают свои маленькие огородики той же водой, «чистота» которой весьма приблизительна.

Был факт рождения в зоне отчуждения и ребенка: в одной из гражданских семей появилась на свет абсолютно здоровенькая девочка. Но детям здесь находиться строжайше запрещено (вообще в зону отчуждения могут въехать только граждане старше 18 лет). И под угрозой социальных служб отобрать ребенка у родителей семья выехала из зоны отчуждения, когда девчушке было лет пять.

Чернобыль

Первенец атомной промышленности Украины — атомная электростанция — получил название от старинного, известного в летописях с 1193 года городка Чернобыль, хотя он и не был городом-спутником станции. В результате аварии город пострадал меньше, однако его не миновала доля всех населенных пунктов зоны отчуждения — людей отсюда выселили. По словам Николая Тетерина, Чернобыль — «пятнистый»: хотя встречаются очень «грязные» пятна, большинство его территории «чистое». Именно поэтому здесь есть люди — в зоне отчуждения трудятся 2,6 тысячи человек (сотрудники 12 предприятий, охраны зоны отчуждения, службы безопасности, медработники), которые здесь живут и работают по вахтовому методу. Но об условиях здешней работы и плате за нее Николай Тетерин говорит с болью.

Он сам знает о проблемах работников предприятий зоны отчуждения не понаслышке: 10 лет проработал начальником энергопроизводственного комплекса зоны отчуждения, а на профсоюзную работу пошел, как он сам говорит, от бессилия.

- Я человек жесткий, очень жестко спрашиваю со своих подчиненных. Но я не мог дать людям ни достойной зарплаты, ни материалов, ни оборудования. Сейчас начало что-то получаться: в прошлом году добились повышения зарплаты на 50% для работников зоны отчуждения (она составляет 3174 грн. — прим. авт.), смогли купить несколько автобусов «Богдан», которые возят людей на работу. Но на само производство денег не хватает катастрофически. У нас, к примеру, есть мехколонна, которая возит радиоактивные отходы, так вот в ней «КРАЗы» — 1983 года выпуска, у некоторых еще кабины фанерные. Нет денег ни на то, чтобы поменять эти машины, ни на запчасти — ребята ищут запчасти на свалках, отмывают их, чтобы не «фонило». Всем работникам мы должны обеспечить лечебно-профилактическое питание, а нам выделяется столько средств, что одного работника мы должны кормить в сутки на 12 грн. Можно прокормить здорового мужика, который работает физически, на эту сумму? В прошлом году сумму на питание после визита к Премьер-министру увеличили — до 27 грн. в сутки на человека. Но в этом году новая напасть: всем известно, когда приняли бюджет, так что первых полгода мы жили в рамках финансирования 1/12 от суммы финансирования в прошлом году. Мы не смогли ни пропитать людей нормально, ни выплатить им в полном объеме зарплату: за полгода каждому работнику мы уже задолжали по 7 тыс. грн. Не хватает денег на оплату энергоносителей: газ нам уже отключали, электроэнергию грозились отключить, — рассказывает Николай Тетерин.

Вот в таких условиях работают и живут люди в Чернобыле, причем некоторые живут здесь постоянно — как в общежитиях, так и в брошенных домах, которые, естественно, проверены на «чистоту». Центральная улица города не производит впечатления брошенности: на ней не только расположены общежития, но и, так сказать, офисы предприятий.

Действует здесь и Свято-Ильинский храм — единственный сохранившийся в Чернобыле православный храм, построенный в 1789 году на месте сгоревшего деревянного. К слову, здесь есть и Большая Чернобыльская поминальная книга, которую открывают дважды в год, чтобы на Божественной Литургии прочитать все вписанные в нее имена — как уже умерших ликвидаторов, так и живых. А еще здесь находится подлинник иконы «Чернобыльский Спас», которая была написана художником Лавры по мотивам сновидения председателя Всеукраинской общественной организации «Союз Чернобыль Украины» Юрия Андреева, — неканоническая икона, на которой запечатлены как умершие, так и живые ликвидаторы. Как рассказала супруга настоятеля церкви протоиерея Николая — матушка Любовь, икона эта исцеляет онкобольных.

Но чуть шагнешь в сторону от обжитых мест, уже и не знаешь, куда ты попал, — город это или джунгли. За десятилетия растения захватили разрушающиеся дома, и только оставшиеся линии электропередач напоминают о том, что здесь когда-то были улицы. В один из домов журналисты заглянули по наитию. И остолбенели. Ни выбитые стекла, ни отсутствие дверей, ни остатки мебели (здесь явно «похозяйничали» мародеры), ни запах брошенного много лет назад жилья не произвели такого впечатления, как один предмет, который был обнаружен в дальней, маленькой комнатушке. Рядом с вырезанными из старых журналов картинками на одном гвозде висел настенный календарь на 1986 год...

Припять

Припять обещала стать самым красивым городом-спутником атомной станции. На момент аварии здесь проживали 45 тысяч человек, а планировалось, что со временем здесь будет 100 тысяч жителей, потому что ЧАЭС должна была стать мощным энергетическим центром — здесь собирались построить 12 блоков. Но этому не суждено было сбыться. До своего 16-летия Припять не дожила 2 месяца. Здесь готовились шумно и весело отпраздновать «совершеннолетие» города, даже красивый символический паспорт приготовили. Но город так и остался городом без паспорта, рассказала начальник информационного отдела государственного специализированного предприятия «ЧАЭС» Майя Руденко.

Накануне аварии выдалась очень теплая ночь: припятчане гуляли до позднего вечера без верхней одежды и радовались неожиданному теплу. Когда произошла авария, в городе об этом узнали сразу, потому что на станцию в срочном порядке вызвали смены. В городе жили атомщики, и к аварийным ситуациям здесь привыкли: то аварийный сброс пара произойдет, то еще что-то. Поэтому к пожару отнеслись философски: пожар — и пожар, потушат. Народ радовался жизни, в кафе «Веселка» «гуляли» свадьбу...

Припять была расположена в зоне прямого выноса радиоактивного облака. На момент первого подъема пламени на Припять вылетело много того, что называется «горячими частицами» — топливосодержащие частички, которые внедрялись во все, что попадалось у них на пути. Когда стала ясна радиационная обстановка, решение об отселении Припяти было принято ночью 27 апреля. Людям сказали, что они выезжают из города всего на три дня, поживут в палатках, что было воспринято почти «на ура» — впереди были майские праздники, поэтому народ мариновал шашлыки, готовился приятно провести время... Оставив дома четвероногих питомцев с едой на три дня, люди погрузились в 1200 автобусов и уехали. Оказалось, навсегда. Кому-то сюда разрешили вернуться позже — забрать вещи, но в квартиры их прежние хозяева заходили с дозиметристами и брали только то, что было «чистым». Не столь разборчивы оказались мародеры: они выгребали из квартир все самое ценное, ведь припятчане-то по советским меркам жили очень и очень неплохо. Поэтому в августе 1986 года на въезде в Припять появился блок-пост. Он стоит там и сейчас.

Радиационный фон в Припяти выше, чем в Чернобыле (в Чернобыле — 24-30 мкр/час), но ниже, чем у АБК (административно-бутового корпуса) №1 ЧАЭС. Однако ходить здесь можно только по асфальту, не наступая на мох и траву. С бывшего центрального проспекта, который сейчас превратился в сельву, на журналистов «смотрели» знаки, предупреждающие о радиационной опасности. В дома заходить сейчас уже нельзя, и не только по причине их «грязности» — Припять стала аварийным городом, и нельзя предугадать, когда здание «решит» сложиться, как карточный домик.

Трудно подобрать слова для чувств, которые обуревают при взгляде на пустые глазницы окон, проржавевшие конструкции, телефонную будку, кое-где обрушенные балконы и заваленные входы в подъезды многоэтажек. От города осталась только оболочка, да и та уже устала от самой себя. Здесь навсегда поселилась боль, невысказанная и невыплаканная, и почти невозможно устоять перед ее беспощадной всепроникающей мощью. Из Припяти мы уезжали молча.

ЧАЭС

За время, прошедшее с момента аварии, здесь было сделано многое, но многое еще предстоит сделать. О «Саркофаге» не слышал только ленивый, но правильное его название — объект «Укрытие». Его начали сооружать уже в мае 1986 года, и хотя удалось снизить радиационное излучение, всех проблем «Саркофаг» не решил — он не был герметичным (в условиях тех полей сваркой пользоваться было просто нельзя), площадь неплотностей составляла 100 кв. м, рассказала сотрудник отдела международного сотрудничества ГСП «ЧАЭС» Юлия Марусич.

По оценкам специалистов, внутри объекта «Укрытие» осталось около 95% топлива, находившегося в реакторе на момент аварии. Оно было выброшено взрывом в помещения блока, или расплавилось и смешалось с различными материалами, создав так называемые топливосодержащие материалы. При определенных условиях, в частности при попадании воды в скопление ядерных материалов, находящихся в объекте «Укрытие», не исключена возможность возникновения самоподдерживаемой цепной реакции (оговоримся сразу: сейчас ее в реакторе нет, о чем свидетельствуют показатели датчиков, которыми «напичкан» объект, сообщил на брифинге и.о. главного инженера станции Сергей Кондратенко). Однако вода мигрирует по помещениям объекта и взаимодействует с радиоактивными материалами. Существует реальная опасность попадания радиоактивности в грунтовые воды. Кроме того, под воздействием воды происходит коррозия и разрушение строительных конструкций.

До 2004 года существовала угроза локального обрушения стены реактора, но после выполнения работ по стабилизации этот вопрос был снят — желтые опоры стабилизации видны издалека. Кроме этого, удалось в 10 раз уменьшить площадь неплотностей. А существенно уменьшить опасность объекта «Укрытие» можно в результате строительства еще одного защитного сооружения — нового безопасного конфайнмента (НБК), или арки, как называют НБК атомщики. Добавим, что возведение НБК позволит не только защитить Украину и мир от угрозы, но и начать работы внутри саркофага — с топливом внутри 4-го реактора ведь надо что-то делать...

В августе 2007 года между ГСП «ЧАЭС» и совместным предприятием «NOVARKA» был заключен контракт на проектирование, строительство и ввод в эксплуатацию НБК. Пока идут проектные работы, кроме того, уточняется общая стоимость проекта (год назад она составляла 1 млрд. долларов). Однако сделать из ЧАЭС «зеленое пятно» (есть такое понятие) никогда не удастся, и единственно возможный цвет пятна в этих условиях — «бурый».

Но это вопрос будущего. А чем сегодня живет станция? Она активно готовится к реализации проекта НБК, расчищая площадку перед объектом «Укрытие». Правда, далеко не на все, как выяснилось на встрече с руководителями предприятия, есть финансирование. По словам и.о. главного инженера С.Кондратенко, станцию финансируют на 60% от необходимого. Не хватает средств на проведение капитальных ремонтов зданий и сооружений станции, персонал не в полном объеме получает средства индивидуальной защиты, нет средств запустить котельную после ремонта (котельная нужна не только для тепла — сотрудники станции обязательно проходят через душ перед выходом «в мир», — прим. авт.), нет средств в полном объеме рассчитаться за электроэнергию. «Но мы работаем и выполняем задачи, поставленные государством», — очень твердо сказал С. Кондратенко.

Может ли станция самостоятельно зарабатывать деньги? Журналисты получили ответ на этот вопрос. В будущем это станет возможным — атомщики надеются, что на промплощадке ЧАЭС им удастся реализовать ряд проектов для нужд всей атомной отрасли. Речь идет о строительстве завода по переработке жидких радиоактивных отходов (если вкратце, то на этом заводе жидкие радиоактивные отходы по специальной технологии будут превращать в твердые, а потом уже захоранивать в специальных хранилищах), комплекса по производству металлических бочек и железобетонных контейнеров для хранения радиоактивных отходов, промышленного комплекса по обращению с твердыми радиоактивными отходами (этот комплекс сейчас проходит так называемые «горячие испытания»). «Мы можем приносить пользу — в этом регионе отсутствует население, есть инфраструктура, специалисты с определенным менталитетом. Неправильно в густонаселенных южных регионах строить какие-то заводы по переработке радиоактивных отходов, какие-то хранилища. Надо концентрировать эти объекты здесь», — говорят атомщики.

И еще одно: у специалистов Чернобыльской АЭС нарабатывается опыт по снятию с эксплуатации атомных станций. Опыт мучительный, но — бесценный. Ведь к снятию с эксплуатации на ЧАЭС готовы не были, блоки станций (если говорить об остальных уцелевших) не выработали свой ресурс. А некоторые блоки на других украинских атомных станциях свой ресурс уже исчерпали, и хотя их ресурс намерены продлить, все равно наступит время, когда блоки придется снимать с эксплуатации. Кроме как на ЧАЭС, таких специалистов в Украине больше нет.

Вместо заключения

То, что удалось увидеть за этот непродолжительный пресс-тур, в памяти останется надолго — слишком ярки были впечатления. Но самое большое впечатление производят не безлюдные Чернобыль и Припять, не грандиозный объем работ на промплощадке ЧАЭС, а люди, которые здесь работают. Уже упоминалось об уровне радиации, так вот у входа в АБК №1 уровень радиации в 2 раза выше, чем в Чернобыле, на смотровом павильоне у объекта «Укрытие» — в 5 раз выше, чем у входа в АБК №1, а в самом объекте «Укрытие» — в 10 раз выше, чем на смотровом павильоне. Ни один сотрудник станции не выйдет на территорию без маленькой черненькой коробочки, которая на длинном шнурке болтается на груди, — накопителя. В накопителе находится радиоактивный элемент, который облучается, и по уровню облучения определяется, какое облучение мог получить организм человека. Ежемесячно накопитель сдается, а взамен выдается другой. И каждый сотрудник станции переживает, чтобы месячная доза облучения на накопителе не была превышена — это грозит потерей работы на определенное время. У атомщиков даже есть термин «дозозатратные работы», которым они характеризуют работу, когда за одну, две или пять минут человек получает максимально допустимую дозу облучения.

Я не удержалась и задала глубоко личный вопрос одному из сотрудников станции: если вы все знаете, если видите, в каком молодом возрасте уходят из жизни ваши сослуживцы, почему же вы здесь работаете?

- Причин несколько, и ни одна из них не является главной. Надо кормить семью. Работать здесь профессионально интересно. Есть причина, которая звучит слишком пафосно, но тем не менее я ее назову: если не я, то кто же? А еще: я очень хочу увидеть арку над объектом «Укрытие», — таков был ответ.