Уважаемый читатель! «Ты когда-нибудь маленьким был? У тебя папа, мама был»? А помнишь, что ты чувствовал, когда вдруг оставался без них? Я помню!

Впервые я остался без родителей всего на один день, с восьми утра до пяти вечера. Но этот день я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Помню, словно это было вчера, как мама уходит, оставляя меня чужой тете. Помню, как я оказался в толпе незнакомых детей, никому не нужный, как более сильные старшие мальчишки отобрали у меня игрушку, которая мне понравилась. Помню невкусную кашу и принудительный послеобеденный сон. Помню все. Это было ужасно! Это был один из самых страшных дней в моей жизни. Появление мамы вечером после работы было настоящим избавлением. Я снова был не один. У меня снова появилась защита. А на второй день, когда мама снова вела меня в детский сад, я совершил побег. Мама быстро догнала меня, я орал, вырывался и плакал. И она пожалела меня. Отвела домой. Больше меня в детском саду никто не видел.

Дальше я рос у себя во дворе, вольный, как ветер. Дотемна гулял с такими же, как я, пацанами в прекрасном парке, которого сейчас, увы, уже нет в нашем городе. Постигал непростые законы улицы. Доставлял немало хлопот своей бабушке (родители целыми днями крепили обороноспособность Родины на заводе).

В старенькой жилкоповской лачуге без батарей отопления и газа, без воды (воду носили от колонки на улице), без ванной и туалета (все удобства во дворе), без телевизора и телефона, я рос веселым и смышлёным. И у меня было счастливое детство — меня любили родители!

А когда я очень уж баловался, родители грозили, что сдадут меня в интернат, и я тут же становился «тише воды и ниже травы». Потерять родителей для меня было самым страшным.

И надо же такому случиться, что через много лет именно я стану чиновником, который заведует структурой, оставляющей детей без родителей. Это ужасно, но это моя работа.

Нет, не мы лишаем родителей прав на детей. Это делает суд. Но именно мы — работники службы по делам детей — чаще всего являемся инициаторами этой акции и непосредственными исполнителями решения суда. Именно нам приходится вырывать плачущего малыша из рук лишенной прав матери.

Нам впору ввести в штатное расписание службы должность священника, который облегчил бы наши души после каждой такой акции, отпустил бы наш грех и помолился за нас перед Всевышним, чтобы мы не горели в аду. Наверное, подобные чувства испытывают палачи. Но и у них, и у нас — такая работа.

А не делать свою работу — это еще больший грех. Плох солдат, который вместо того, чтобы убивать врагов, бросит оружие и станет молиться о спасении своей души. Если солдат пожалеет врагов, то они нас не пожалеют.

А некоторые родители совсем не жалеют детей. Бросают без присмотра, бьют, морят голодом, продают, заставляют нищенствовать, собирать металл и бутылки, насилуют, убивают. Так делают далеко не все, но и тех, которые есть, гораздо больше, чем нам бы хотелось. И происходит это вовсе не потому, что они записные злодеи. Чаще всего они сами — неудачники, озлобленные от безысходности, отупевшие от водки несчастные люди.

Их учили жить в коллективе, но никто не учил жить семьей, а это куда как труднее. Их учили не пить, поэтому пить они не умеют. Их учили не воровать, но не научили работать. Им обещали светлое будущее, но не объяснили, что каждый должен построить его сам для себя.

Нет, не мы — работники службы по делам детей — работаем с родителями и неблагополучными семьями. Для этого созданы другие государственные структуры, и не одна. Мы — служба по делам детей, а не служба по делам родителей.

К сожалению, очень многие этого не понимают.

Немалую роль в воспитании юношества, подготовке молодежи к взрослой жизни могли бы сыграть и органы образования, в распоряжении которых не 100 и не 1000, а много тысяч опытных, подготовленных в институтах работников — учителей.

Но вот беда — с некоторых пор о работе школы судят не по уровню воспитанности молодежи, не по готовности ее к взрослой жизни, а по количеству победителей олимпиад, участию детей в работе Малой академии наук, по результатам внешнего независимого оценивания. Кто-нибудь знает, куда и когда испарился из школьной программы замечательный и весьма нужный факультатив «Этика и психология семейной жизни»?

Оно, конечно, понятно, появились другие «нужные» предметы. Активно изучают, например, творчество поэтов, главным достоинством поэзии которых является то, что их авторы «при советах» сидели в тюрьме за идею украинской государственности. Не спорю, государственность — это важно! Но, все-таки, как же быть с семьей?

Службы по делам детей, в силу своего положения, стоят последними (что называется — «крайними») в цепочке государственных органов, действующих в этой сфере, и обречены пожинать плоды творчества тех, кто работает со взрослыми.

Это не мы решаем исход «сражений» на взрослых семейных фронтах. Мы лишь «подбираем готовеньких». Именно мы устраиваем детей, семьи которых уже развалились, на долгое поселение в детские дома, дома ребенка, интернаты, где они и будут кантоваться много лет, аж пока не станут взрослыми.

Некоторым из этих детей повезет. Их захотят взять в свои семьи усыновители. Но вот беда — найти усыновителя в наше время дело не простое. В нашей области на 1436 детей, подлежащих усыновлению, приходится лишь 49 граждан, желающих усыновить ребенка. Да и то, они хотят ребенка в возрасте до 5 лет, а у нас подавляющее большинство таких детей (1321) — старше 5 лет. Что делать с ними? Где найти семью?

Тут нас выручают новые формы семейного устройства детей, появившиеся в нашей стране не так давно.

В последние годы мы неплохо научились устраивать сирот не в интернаты и дома ребенка, а в приемные семьи и детские дома семейного типа.

Мы стараемся не допустить, чтобы ребенок попал в интернат, а если и попал, стремимся вытащить его оттуда как можно быстрее и устроить в семью. Иначе и он, как его родители, не будет знать — что такое жить семьей, не сможет в будущем воспитать своих детей, и тогда эта нескончаемая цепь сиротства и сидения в интернатах и других режимных заведениях — никогда не кончится.

Кстати, нетрудно понять, что директора сиротских заведений: интернатов, дома ребенка и детских домов — не в восторге от такой деятельности служб. Ведь мы отбираем у них и устраиваем в семьи «контингент» детей, от количества которых зависит их штат, их финансирование. Поэтому чего только не услышишь от них о нашей службе и о приемных родителях, каких только измышлений не наслушаешься.

Если ты сотрудник службы по делам детей, то выбор у тебя небольшой. Порой он сводится к очень простой формуле: оставишь ребенка у горе-родителей — ребенок погибнет. Заберешь ребенка у мамы — она повесится. В любом случае виноват будешь ты.

Если ты сотрудник службы по делам детей, то вокруг тебя всегда кипят страсти, сражаются силы, каждая из которых выставляет себя защитницей детей, а тебя обвиняет в черствости, бездушии и нерасторопности. Каждая из этих сил тянет тебя в свою сторону, норовя разорвать пополам.

А тем временем над твоей головой в молчаливом ожидании стоит прокурор. Он не торопится. Он ждет, когда ты ошибешься, чтобы тут же потребовать твоего наказания.

А различные «спасители» детей знай «гнут свою линию».

Врачи патронатной службы, страхуя себя от смертности детей до года, обвиняют службу по делам детей в том, что мы не отбираем детей у родителей, которые не создали в своих жилищах нужных бытовых условий. Для таких семей они даже придумали новое слово: «асоциальная» семья. Если подходить к семьям с такими мерками, то меня нужно было бы отобрать у родителей еще в глубоком детстве, глядя на условия, в которых я жил. Очевидно, они забывают, что семья — это не конкурс евроремонта.

Благополучие семьи измеряется отнюдь не в гривнах, не в этажности дома, в котором живет семья, не в качестве ковров и обоев и даже не в градусах напитков, которые употребляют родители за столом. Благополучие семьи — очень тонкая материя.

Лишить родителей прав также часто требуют их же собственные родственники, желая отнять у них детей, взять их себе под опеку и получать за детей «опекунские».

До 2006 года множество граждан преспокойно пьянствовали, а детей оформляли под опеку бабушкам и дедушкам, которым государство еще и «опекунские» платило. Другую (и весьма многочисленную) разновидность составляли родители, которые трудились за границей и даже неплохо зарабатывали, а детей отдали под опеку своим родителям, которым государство также исправно платило «опекунские».

С 2006 года в законодательстве произошли перемены. Дети, у которых родители живы и не лишены прав, не могли больше находиться под опекой, и государство не обязано было их содержать. Опекуны были поставлены перед выбором — или они через суд лишают своих сыновей и дочерей родительских прав на внучат, либо с них самих снимают обязанности опекунов, возвращают детей законным родителям и, соответственно, прекращают опекуну выплаты. Опекуны кинулись лишать родителей (своих же сыновей и дочерей) родительских прав через суд.

После вынужденной «вспышки» лишений родительских прав 2007-2008 годов (соответственно 460-478 лишений за год), связанной с установлением статуса детям-сиротам, начался спад этого явления. В 2009 году были лишены родительских прав 357 человек. В 2010 — 278 (это чуть выше уровня 2002 года). Но проблема остается. И проблема эта не в детях. Она в родителях.

Есть в стране и противоположные «силы». Общественные организации, выдающие себя за представителей религии (при этом не имеющие на то никаких полномочий от церкви), напротив — обвиняют службу по делам детей в том, что мы отбираем детей у родителей слишком часто и без достаточных на то оснований.

Возможно, общественники не знают (или не хотят знать), сколько детей гибнут в семьях в результате грубого недосмотра со стороны родителей.

Не так давно и уполномоченная по правам человека Верховной Рады Украины Нина Карпачева обратилась в ныне уже упраздненное Министерство по делам семьи, молодежи и спорта с письмом, в котором обращала внимание на то, что в Запорожской области 32-летняя мать, у которой отобрали ребенка, бросилась под поезд.

Вот и думай после этого, как тебе поступить...

Мы думаем! Каждый раз думаем, когда встает вопрос о том, забрать ребенка, пока не поздно, или пока можно оставить его родителям. Никто из сотрудников службы по делам детей не возьмется решать такие вопросы единолично. Только с согласия специально уполномоченного на то координационного совета при местном органе власти — комиссии по защите прав ребенка. В эту комиссию входят начальники всех заинтересованных в защите детей подразделений местной власти — медики, педагоги, милиция, семья и молодежь, и многие-многие другие. Именно они рекомендуют главе местной администрации (городскому голове) — дать родителям еще одну возможность исправить положение, или уже подавать на них в суд на лишение родительских прав. И, если они принимают такое решение, значит, на то есть веские основания.

Мне, похоже, пора ставить точку.

А запятую в названии этой статьи, уважаемый читатель, вы поставите сами.

С уважением